Сквозь фиолетовые глаза - [23]

Двойные ворота растворились с электрическим жужжанием. За ними возвышался величественный викторианский фасад самой Школы, вход в которую окружали вытесанные из гранита ионические колонны.

Мощеная дорожка провела их через ухоженную лужайку к полукруглым ступеням главного входа. Поднимаясь по ним, Натали снова ощутила себя пятилетним ребенком – именно в этом возрасте она впервые пришла в Школу. Охватившее ее сейчас чувство было явно неприятным. Казалось, что все было слишком маленьким – от колонн рядом с дверьми до кафедральных окон первого этажа, – как будто она откусила слишком большой кусок от пирожка Алисы «Съешь меня».

Дэн выбрал еще один помеченный ключ на кольце и отпер тяжелые дубовые двойные двери.

– Вообще, насколько большое это место?

– Не такое уж большое. Здесь никогда не бывало больше двадцати учеников одновременно. – Натали, одетая в пуловер, дрожала; после невыносимой жары Лос-Анджелеса она не была готова к резкому воздействию нью-хэмпширской осени.

Линдстром вошла в пустую общую комнату, скрипя подошвами своих «док мартинсов» о лакированный пол из твердого дерева. Обычно ученики приходили сюда в свободное время – те, что помладше, играли на полу с игрушками, те, что постарше, – читали или учились.

– Так куда они забрали детей?

– Понятия не имею. САКЗС сообщают людям только самый необходимый минимум.

– Ммм. Естественно.

Солнце в небе висело уже низко, и скудный свет проникал сквозь выходившие во двор окна. Голубой сумрак заволакивал все – массивный персидский ковер, потертые вельветовые стулья, деревянный камин, покрытый истертым орнаментом из завитков, – из-за чего комната казалась поблекшей, старой и грязной по сравнению с тем, какой помнила ее Натали. От этой мысли ей стало грустно: так ребенок жалеет строгого, даже жестокого родителя, чахнущего от рака в больнице.

– Можно я немного поброжу вокруг? – отстраненно спросила она. – Одна?

Дэн внимательно посмотрел на нее.

– Хорошо. Я буду в нескольких шагах позади тебя. Если обнаружишь что-нибудь, позови меня.

– Ладно.

Женщина зашагала по коридору направо, к классным комнатам, где она впервые узнала, кто она такая. Должно быть, отопительную систему отключили, когда закрыли Школу, потому что воздух здесь был даже холоднее, чем снаружи.

Со странным бесплотным ощущением, какое бывает, когда наблюдаешь сон от третьего лица, она вошла в первую из пустых комнат и представила, что видит пятилетнюю Натали, которая обвила руки вокруг сложенных ног и уткнулась подбородком в колени, спрятавшись среди пяти одноклассников с фиолетовыми глазами. Все они сидели на резиновых ковриках на полу и смотрели на Артура Маккорда, который руководил ими, похожий на Будду, сложив ноги в позе лотоса. В воспоминаниях Натали Артур был моложе и стройнее, его бритая голова блестела в свете флюоресцентных ламп комнаты.

– Смерть похожа на большую черную комнату, – рассказывал он сидящим перед ним детям, старшему из которых было девять. – Вы нащупываете путь в темноте, и не знаете, куда идти. Вещи, до которых вы дотрагивались в течение жизни, места, в которых вы бывали, люди, которых вы знали, – все это похоже на закрытые двери, ведущие из комнаты. Когда фиол прикасается к одной из таких вещей, он распахивает одну из этих дверей, и ваша душа стремится к свету...

Натали почувствовала, как покалывает кожу головы – так было и в тот день. Тогда у нее еще были волосы – длинные, песочные локоны, прижатые к вискам бледно-голубым беретом. Годы спустя она узнала научное объяснение всему, что сказал Артур в первый день ее пребывания в Школе: про квантовый состав души и теорему Белла, про то, как субатомные частицы, вступающие в контакт с энергией души, сохраняют связь с этой душой после того, как она покидает тело. Но даже сегодня, что бы Натали ни думала о смерти, она рисовала эту большую черную комнату, наполненную слепыми душами, ищущими выход.

Артур достал окаймленный кружевом платок из кармана рубашки и помахал им перед учениками, как будто собирался показать фокус. Уголок ткани был отмечен инициалами «РМ».

– Это принадлежало моей матери, и прямо сейчас я чувствую, как она пробивается в мое сознание, стараясь выбраться из этой черной комнаты, – сказал он. – Я вижу в голове проблески ее воспоминаний, я думаю отрывками ее мыслей. Но я использую собственные мысли, чтобы не пустить ее в свою голову.

Он попросил Кевина, которому было девять лет, подойти и сесть рядом с ним. Робкий чернокожий мальчик с легким дефектом прикуса, Кевин прополз вперед и устроился возле Артура.

– Вытяни руки.

Сиреневые глаза мальчика светились подозрением, но он сделал то, что было велено.

– Закрой глаза.

И снова Кевин подчинился, сморщив рот в беспокойстве.

Артур подвесил платок над обращенными кверху ладонями мальчика.

– Теперь, Кевин, я хочу, чтобы ты проговорил алфавит. Продолжай проговаривать его снова и снова, что бы ни произошло. Не думай ни о чем другом и не останавливайся, пока я не скажу.

Веки Кевина дрожали от старания сосредоточиться, а может, и от страха.

– А-Б-В-Г-Д-Е-Ж-3-И-К-Л-М-Н-О-П...

Артур подождал, пока он торопливо, на одном дыхании проговорил алфавит несколько раз. А потом опустил платок в руки мальчика.