Сквозь этажи - [11]

— Извините, что перебиваю, вы только не обижайтесь, пожалуйста, но название это совсем не оригинально: во многих городах открыты магазины «Тысяча мелочей».

— Тем более. Во-первых, они преувеличивают. Чаще всего там продают 100, 150, от силы 350 наименований. Во-вторых, если какая-то «мелочь» исчезает с прилавка, она становится для покупателей «крупной проблемой». В-третьих, само название идет у них от товара, то есть от неживого объекта. А наша «тысяча» означает людей! Живых покупателей. К тому же «тысяча» сказано скромно, без преувеличений: посчитайте-ка, сколько тысяч человек нас посещает ежедневно! И самое важное — в названии отражен наш принцип торговли. Никаких знакомств! Напротив: прежде всего чужие. Чем незнакомей потребитель, тем больше выбор товаров.

— Да, звучит, конечно, красиво. Но применим ли этот принцип на практике?

— А как же! В других магазинах вас встречают каким лозунгом? «Чувствуйте себя, как дома!» А у нас, видите, праздничный транспарант: «Чувствуйте себя незваным гостем!»

— Но ведь этого мало…

— Неплохо сказано — мало. Очень мало. В обычном магазине на боковой двери висит табличка: «Посторонним вход воспрещен!». А у нас наоборот: «Друзья, проходите мимо! Знакомый, мы с тобой не знакомы!»

— Хорошо, это все, так сказать, фасад магазина «Тысяча неизвестных». Но внутри следовать таким принципам невозможно.

— Это почему же?

— Я думаю, родные и знакомые просто отрекутся от своего родства и знакомства. Да и кто у нас во имя работы отказывается от друзей?

— М-м, видите ли, родным и друзьям приходится отдаляться от работников нашего магазина. Идет обратный процесс: наши работники не признают ни одного друга, родственника или знакомого.

— Да что вы! Это невозможно!

— Уверяю вас.

— Да взять хоть вас. Есть же у вас какие-нибудь родственники?

— Я не знаю ни одного своего родственника. В интересах дела они все для меня чужие.

— Ну, тогда просто друзья, знакомые?

— Я их не признаю. Приходит какой-нибудь приятель в магазин, а я его просто не узнаю.

— М-да-а… та-ак… а если, скажем, придет человек на первый взгляд неизвестный, и вдруг возьми да окажись вашим родным или знакомым, которого вы положительно не помните. Тогда-то он получит свой товар?

— Ни шиша он не получит! Он сначала анкету заполнит, чтобы я мог быть уверен — нас никогда и ничто не связывало.

— И этот принцип действует по отношению ко всем покупателям?

— По крайней мере, по отношению к знакомым.

— М-г-м… мы могли бы говорить более откровенно, наши жены… супруги… они же работают в одном учреждении.

— Ну-у?

— Я бы даже сказал: сидят в одной комнате.

— Тогда я абсолютно ничего о вас не знаю.

— Как вы можете?

— А вы заполните анкетку.

— Хорошо… Год рождения — 1930.

— Минуточку… На всякий случай поставьте 1935.

— Ого! А зачем?

— На всякий случай. Я с 1931 года, и может создаться впечатление подозрительной близости…

— Жуть… Место рождения — город Выру.

— Бога ради…

— Тогда я напишу Уфа.

— Ни-ни! Уж лучше Мурманск. В Уфе родилась сестра бабушки моей жены.

— Хорошо… Образование — высшее.

— Не заноситесь! У меня тоже высшее! Еще усмотрят в этом какие-нибудь связи.

— Прелестно. Ставим — неполное среднее. Но по национальности я — эстонец.

— Лучше напишите — македонец.

— Как-то глуповато звучит. Я лучше поставлю — римлянин?

— Э, нет, моя племянница назвалась итальянкой. Уж лучше — вепс.

— Пойдет. Адрес — улица Ячменная…

— Не валяйте дурака! У меня зять в Ржаном переулке. Сразу придерутся, дескать, злачная компания.

— Ладно, Канатная улица.

— Подойдет. Теперь распишитесь вот здесь, что мы с вами совершенно чужие, и в этом магазине вы первый раз в жизни.

— Та-ак. Есть роспись. А теперь, если можно, два…

— Виноват, товарищ, это никак не получится. На складе, правда, есть три штучки, но их я придержал для одного калмыка, 1837 года рождения, проживающего по улице имени Ниагарского водопада, 18, образование два класса, цвет кожи зеленый, мужского пола, мать четырех детей, никогда в жизни не бывала в этом магазине. Что поделаешь, не хватает!

— Послушайте, вы предпочитаете мне какого-то кретина!

— Полегче! Я не позволю оскорблять своего брата. Лучше поучитесь заполнять анкету!

На дармовщинку

Раз такой случай выскочил — делать было нечего, на ипподроме ремонт, собачью выставку уже закрыли, ну, я ради смеха потопал в театр. В адресном бюре узнал, где он есть, в кассе беру билет. Взял подальше, как в кино, и удивляюсь по-черному — дешевка-то какая! А еще две серии, да с перерывом, а там буфетик и все такое. Стал от нечего делать народ по головам считать и своя голова циркулем: за сто штук. А на сцене — дюжина! А в программе еще тринадцать на дюжину — и всем зряплата! Прикинул я — ежу ясно: с такой кассы кишка к кишке прирастет!

Другим днем — делать нечего, на ипподроме ремонт — двинул я в соцстрах к инспектору по самым страшным делам и выкладываю ему все как есть, что скоро страшно что будет. Ежели цены на билеты не повысить, то не сегодня-завтра эти театральные типчики-субчики рукава жевать будут, а там, глядишь, и копыта отбросят. И тогда — ты слушай сюда! — этот мужик в галстуке выдает мне такую штуку. Театр, говорит, находится на государственной локации… ротации… ага, дотации. Выходит, государство нам приплачивает за то, что мы в театр ходим! Дело ясное, стал я в театр через день ходить. Ипподром отремонтировали — я только лошадкам помахал — и опять в театр. Что я, дурак, государство мне ставит, а я морду воротить? Ни-ког-да! А ну как обидится? Это же страшное дело, если государство обидится.