Скверна - [21]
Не это ли Урд сделал с Ветле? Пропустил больше Потока через собственного сына, чем тот смог выдержать? Во всяком случае, мальчика это уничтожило, навсегда оставив в детстве.
У Римера мурашки побежали по телу, как будто на него взглянула Шлокна – мрак цвета воронова крыла, который смотрит на тебя, не отводя взгляда.
Он поднял глаза на Хлосниана.
– Значит, когда они протягивают Поток через имлингов во время Ритуала и помечают их кровью ворона…
Хлосниан постучал указательным пальцем по виску.
– И они могут заставить Поток двигаться в другом направлении. Хотя, мне кажется, ты переоцениваешь эффект. Но пути могут стереться. Или взорваться. Слишком много или слишком мало – это одинаково плохо.
– И это же самое Урд сделал на Бромфьелле? Притянул Поток с помощью крови ворона?
– Шшшш! – шикнул Хлосниан. – Не говори так! Это все равно что, открывая дверь, сорвать ее с петель. Это уничтожает тебя. Уничтожает других. Слеповство, Ример. Имлинги так не делают.
– Ну, Совету этого никто не сказал, – сказал Ример и посмотрел в сторону. Он не хотел, чтобы заклинатель камней заметил его разочарование или понял, как для него важно открыть круги воронов.
– Ты говоришь так, будто они знали, что делают, – улыбнулся Хлосниан.
– Все знают, что делают. Вопрос в том, могут они с этим жить или нет.
Ример убрал ампулу в карман, но он понимал, что Хлосниан прав. Даже Ярладин не мог ответить на вопрос, имеют ли отметины на лбу какое-то воздействие на подростков. На протяжении столетий Совет просто следовал ритуалу под предлогом того, что это делает имлингов менее привлекательными для слепых, а на самом деле уменьшал их способность сливаться с Потоком.
Но срабатывал ли рецепт зелья, значения не имело. Больше так происходить не будет, уж об этом Ример позаботился.
Хлосниан смотрел на свое отражение во льду. Казалось, у него на сердце тяжесть.
– Я сам принимал ее, Ример.
– Что ты принимал?
– Кровь ворона.
Ример на шаг приблизился к нему. Заклинатель камней сгорбил спину.
– Я принимал ее один раз. И я такой не один. Ею торгуют за пределами гильдий. Я знаю. Ты знаешь. В крови заключена власть. Заклинатели камней принимают ее, чтобы лучше слышать голоса, но это всегда заканчивается плохо. Всегда.
– И что случилось? Ты нашел источник Потока? Смысл жизни? – Ример улыбнулся, чтобы скрыть прозвучавшее в его голосе осуждение. То, что имлинги совершали дикие вещи, чтобы одурмагить разум, не было для него откровением.
Заклинатель камней поднял на него глаза.
– Я так и не стал прежним. Она не предназначена для нас.
– Как и опа, но имлинги все равно ее употребляют, – ответил Ример.
Хлосниан обхватил себя за плечи, спасаясь от мороза. Он бросил взгляд за спину, туда, откуда они пришли, как будто жалел, что сказал слишком много.
– Теперь ты смотришь на меня другими глазами, так ведь?
Вопрос удивил Римера. Обычно Хлосниана мало беспокоило, что другие думают о нем. Это даже было чем-то вроде отличительной особенности чудаковатого заклинателя камней.
– Нет, – ответил Ример и улыбнулся. – Я всегда понимал, что ты так или иначе не совсем в себе. Тшш! Все так или иначе не совсем в себе, мальчик.
Хлосниан положил руку на плечо Римера.
– Кровь воронов открывает пути. В самом тебе, не в камнях. Это не кровь странствий, – сказал он. – Такой нет ни у кого из нас. У меня нет такой. У тебя нет. Я сомневаюсь, что есть хоть одно живое существо, у которого она имеется. Так что мы никуда не попадем. А вот у нее была такая кровь. Старше, чем грех, сильнее, чем кровь ворона.
– Это не так, Хлосниан. Мы прошли через врата точно так же, как и она. Дело не в крови.
– Всегда дело в крови. Мы переместились из того мира в этот мир. Это короткое путешествие. Все прошло хорошо, потому что здесь наш дом. Но она… Она вызывает у меня множество вопросов.
Ример почувствовал, что воздух стал холоднее. Неужели он рассматривал проблему под неверным углом? Возможно, ничто не способно усилить течение Потока у камней. Возможно, усиливать надо себя самого. Он взглянул на заклинателя камней.
– В одном ты ошибаешься, Хлосниан.
– Надеюсь, почти во всем. В чем же?
– Если существует что-то вроде крови странствий, то не только у нее она есть. Она есть и у слепых.
– Ты слишком много думаешь, мальчик. Может, пойдем, а то я скоро хвост отморожу?
Хлосниан развернулся и зашагал прочь. Его мантия волочилась по снегу. Кристаллы льда сверкали вдоль обтрепанного подола.
Ример бросил взгляд в купальню. Он увидел свое собственное лицо, вмороженное в лед. Оно было бледным, как у слепого.
Открытая церковь
Хирка вздрогнула. Он почти заснул.
Все из-за вентилятора, который тихо крутился над дверью и навевал сон.
Она посмотрела на слепого. Тот лежал на куче мешков с землей. Хирка укрыла его своим запасным свитером. Не потому, что думала, что он мерзнет, а… Если бы она сама лежала вот так, то обрадовалась бы, если бы кто-нибудь ее прикрыл.
У него больше не случалось судорог, и, к счастью, дыхание выровнялось.
К счастью? Это ведь набирн!
Она подтянула к себе колени и прислонилась головой к стене. Ее окружали растения, названия которых она не знала. Повсюду на скамейках стояли зеленые ростки. С потолка в керамических горшках свисали цветы. Буйный летний лес. Но снаружи мир был белым. Мокрые хлопья снега бились о стекло, таяли и скатывались вниз или собирались в сугробы на земле. Она находилась в двух мирах сразу: в том, где вещи рождались, и в том, где они умирали. Только вот Хирка не совсем уверена, где из них какой.
