Скутаревский - [19]
— Тогда с медицинской целью! — бесстрастно сказал глобус, а колено Сергея Андреича слегка подмокло.
Сердито пожевав губами, он выпил вторую и исподлобья огляделся. Гости обступили их кружком, глазея на такое редкостное и даже истории достойное событие. Веселье разгоралось, барышни хихикали. Сергей Андреич чувствовал себя жуком на булавке, которого все тычут пальцами. С непривычки вино ударило ему в голову и тогда он поймал на себе пристальный любопытный взгляд сына. Обрадовавшись поводу, он кивнул Арсению как бы для установления связи, но тот не изменил выражения глаз и отвел их на какую-то незначительную точку.
— Третью, профессор! — деловито провозгласил тамада, на просвет разглядывая бутылку.
— Вы портите мне брюки, — сдержанно сказал Сергей Андреич, уже помышляя о бегстве.
— А ну, под Омар Хайяма!
И тотчас же, в сопровожденье выискавшихся охотников, стал читать заунывно и нараспев что-то не очень членораздельное, но действительно искрившееся восточной, ковровой пестрядью. Там упоминались цветы, улыбки, девушки, и все эти словесные розы раскидывались с такой щедростью лишь затем, чтоб заглушить резкий сивушный запах. Сергей Андреич хмурился; становилось понятно, по какому признаку подбирал себе Арсений друзей. Все они были с какими-нибудь органическими пороками, с неблагополучием рта, носа или ушей, а лица иных и вовсе напоминали безжизненные стеариновые муляжи. Хайям все длился, а глобусный шар покачивался, флуоресцируя, поворачиваясь фазами: так, неожиданно Сергей Андреич увидел Южную Америку, висящую в виде уха. И вот он понял, что непременно промнет кулаком этот назойливый глянцевитый картон, если тот произнесет еще хотя бы слово.
Но вместо этого он засмеялся.
— А ну, читайте… быстро… закон об электрическом смещении, строго приказал Сергей Андреич, уставляя длинный палец в растерявшегося тамаду. — Ну!.. полное смещение сквозь любую замкнутую поверхность, подсказывал он, и злые ноздри его играли, — в направлении изнутри наружу… ну, чему равно? Я знаю, для вас электричество — это если сургуч потереть о штаны…
Личность поблекла и растерялась; Сергей Андреич переходил в наступление, и никто не спешил на помощь к избиваемому. Барышни снова смеялись, но кружок редел, потому что следующий удар Скутаревского мог прийтись по любому из них. Кто-то догадался запустить граммофон, тотчас же несколько пар, склеившись, каталептически заходили по комнате. Длинный стол с остатками закусок оказался сдвинутым к стене; комната наполнилась шарканьем ног и шипеньем разъезженного эбонита, а перед Сергеем Андреичем сидел уже он сам, Арсений Скутаревский. То ли от вина, то ли от сознания, что сейчас произойдет очень значительный разговор, он был бледен и неестествен, но насмешлив. Возможно, несмотря на всю неприязнь к отцу, он трусил этого прямого и грубоватого человека.
— Что ж, выпьем, — сказал, разойдясь, Скутаревский-старший и придвинул бутылку. — Пьешь?
— Nisi falernicum[1], - и вызывающе взмахнул бровями. — Пришел посмотреть? Да, живу смешно. Чего ты все на Нинку смотришь… нравится?
— Где ты ее достал?
— Так, зацепил мимоходом. Эй, Нинка, ты отцу нравишься! — покричал он, обернувшись, и та прищурилась с готовностью. Они по-мужски, скрытно посмеялись, отец и сын, но и это не прибавило близости. — Хочешь курить? И протянул коробку.
— Вот ты даже не знаешь, что я не курю. Дверью в дверь живем, а как чужие.
— Чужие… Это похоже.
И умолк; так умолкают, вспомнив о покойнике. Тут оправившийся тамада наклонился к Арсению спросить о добавочном винном запасе.
— Пошел вон… и потом уйми того вертлявого купидона в углу! — внятно прошелестел Арсений.
— Откуда ты их набрал, Сеник? — все щурился отец. — Ведь это все прохвосты, у них финки в карманах!
Тот оглянулся на танцующих, и опять Сергей Андреич удивился тому ужасному равнодушию, которое светилось в глазах Арсения. Танец был прост, понятен и доступен даже при ожирении сердца; когда-то очень модный в Европе, теперь он сходил со сцены, но весть об этом еще не докатилась до Арсеньева захолустья.
— Да, ты, пожалуй, прав. Все это — подполье. Беру тех, какие есть, и глотнул отцовского вина. — Где ты купил такую мерзость?
— …по-моему, ничего… кисленькое.
— …такое пьют на открытии бань! — Он налил себе другого. — Мне сказали, ты недоволен станцией?
— Я заявил себя при особом мнении. В конце концов, это порочит всю нашу корпорацию. Я уже не говорю о резервах, которые бессмысленны…
— Да ты не оправдывайся, отец. Дело-то уже сделано! Ты слишком быстро усвоил официальную терминологию на эти вещи. Ты обвиняешь, не зная условий, в которых это происходило. Впрочем, у нас в случае катастрофы всегда привыкли искать виновников, а не спрашивать, почему это произошло. Я читал твое мнение, ты заражен той же подозрительностью, но ведь ты же никогда не строил котлов…
— Мне пришлось краснеть за тебя, но пока я не обвиняю, — чужим голосом и с ударением вставил Скутаревский.
— Нет, ты обвиняешь!.. молча, по-интеллигентски. И ты забыл, где живешь. У нас да без резервов! Это в России-то, где без болотных сапог к соседу в гости не пройдешь. Дядя рассказывал, он еще доцентом купцу одному чертежи делал. Так он ему, подлецу, вчетверо закатил, вчетверо… а тот ему в благодарность Тьеполо прислал. Помнишь, которую в музей отобрали? Тяжел, но вынослив тот сапог, в котором она шагает, матушка, по своим историческим болотам. Я же на этой штуке неврастению заработал. Торфяную станцию приказали проектировать на парафинистом мазуте. Я сделал четыре проекта и до последнего момента не знал, будет ли станция разрешена. С оборудованием четыре месяца крутили — заказывать здесь или импортное. Турбину, как невесту, выбирали… и это называется плановостью? Энтузиастическая истерика, отец. Конечно, наше дело выполнять директивы… Да к чему это я? Прости, я выпил лишнее и все соскакиваю с мысли. Но почему ты молчишь?
Леонид Максимович Леонов за выдающиеся заслуги в развитии советской литературы и создание художественных произведений социалистического реализма, получивших общенародное признание, удостоен высокого звания Героя Социалистического Труда.Роман Леонида Леонова “Русский лес” — итог многолетних творческих исканий писателя, наиболее полное выражение его нравственных и эстетических идеалов.Сложная научно-хозяйственная проблема лесопользования — основа сюжета романа, а лес — его всеобъемлющий герой. Большой интерес к роману ученых и практиков-лесоводов показал, насколько жизненно важным был поставленный писателем вопрос, как вовремя он прозвучал и сколь многих задел за живое.Деятельность основного героя романа, ученого-лесовода Ивана Вихрова, выращивающего деревья, позволяет писателю раскрыть полноту жизни человека социалистического общества, жизни, насыщенной трудом и большими идеалами.Образ Грацианского, человека с темным прошлым, карьериста, прямого антагониста нравственных идеалов, декларированных в романе и воплотившихся в семье Вихровых, — большая творческая удача талантливого мастера слова.
Леонид Леонов — один из выдающихся русских писателей, действительный член Академии паук СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии. Романы «Соть», «Скутаревский», «Русский лес», «Дорога на океан» вошли в золотой фонд русской литературы. Роман «Вор» написан в 1927 году, в новой редакции Л. Леонона роман появился в 1959 году. В психологическом романе «Вор», воссоздана атмосфера нэпа, облик московской окраины 20-х годов, показан быт мещанства, уголовников, циркачей. Повествуя о судьбе бывшего красного командира Дмитрия Векшина, писатель ставит многие важные проблемы пореволюционной русской жизни.
«Соть» – один из лучших романов, посвященных теме социалистической индустриализации. Это роман тематически насыщенный и многоплановый. М. Горький отмечал, что «Соть» написана «вкуснейшим, крепким, ясным русским языком, именно – ясным, слова у Леонова светятся».
В книге помимо широко известной, отмеченной Государственной премией пьесы Л.Леонова помещена статья об авторе и его творчестве Е.Стариковой.
Повесть «Унтиловск» написана Л. М. Леоновым в 1925 году. Позже Леонид Максимович переработал ее в пьесу, поставленную МХАТом в 1928 году, но на девятнадцатом спектакле по велению самого Сталина пьеса была запрещена. «У Леонова „Унтиловск“, — отмечала пресса, — ультрареакционное произведение, ибо, если расшифровать его социальный смысл, Унтиловск является выражением неверия в Октябрьскую революцию». Только в 1960 году пьеса появилась в двухтомнике Леонова, а повесть, запечатанная автором в конверт и заклеенная, пролежала в архиве писателя более 70 лет — до настоящей публикации.
Леонид Леонов, девяностопятилетний великий русский писатель, автор всемирно известных романов «Русский лес», «Вор», «Барсуки», «Соть» и др. Над романом «Пирамида» он работал около сорока пяти лет. По оценкам ведущих русских писателей, роман «Пирамида» — самое выдающееся произведение Леонида Леонова, одно из величайших творений второй половины XX века.Действие романа происходит в конце 30-х годов XX столетия.Сюжет, как и всех произведений Леонида Леонова, сложен. В центре романа командированный на Землю ангел, которого хотят использовать в своих целях различные темные силы, среди которых Сталин.
Кембрий — древнейший геологический пласт, окаменевшее море — должен дать нефть! Герой книги молодой ученый Василий Зырянов вместе с товарищами и добровольными помощниками ведет разведку сибирской нефти. Подростком Зырянов работал лоцманом на северных реках, теперь он стал разведчиком кембрийского моря, нефть которого так нужна пятилетке.Действие романа Федора Пудалова протекает в 1930-е годы, но среди героев есть люди, которые не знают, что происходит в России. Это жители затерянного в тайге древнего поселения русских людей.
В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник вошли рассказы о встречах с людьми искусства, литературы — А. В. Луначарским, Вс. Вишневским, К. С. Станиславским, К. Г. Паустовским, Ле Корбюзье и другими. В рассказах с постскриптумами автор вспоминает самые разные жизненные истории. В одном из них мы знакомимся с приехавшим в послереволюционный Киев деловым американцем, в другом после двадцатилетней разлуки вместе с автором встречаемся с одним из героев его известной повести «В окопах Сталинграда». С доверительной, иногда проникнутой мягким юмором интонацией автор пишет о действительно живших и живущих людях, знаменитых и не знаменитых, и о себе.