Скрюченный домишко; День поминовения - [22]

Я представил себе эту картину. Жозефина запальчиво продолжала:

– И во всяком случае, тот, который в замшевых ботинках, точно подслушивает. Они роются в чужих столах, читают чужие письма и разузнают чужие секреты. Но только они очень глупые! Они не знают, где искать!

Жозефина говорила все это с чувством превосходства. А я был так недогадлив, что пропустил намек мимо ушей. Малоприятная девочка продолжала:

– Мы с Юстасом много чего знаем, но я знаю больше, чем он. И ему не скажу. Он говорит, будто женщина не может стать сыщиком. А я говорю, может. Я все запишу в записную книжку, а потом, когда полиция окончательно станет в тупик, я явлюсь и скажу: «Я вам открою, кто убийца».

– Ты читаешь много детективов, Жозефина?

– Горы.

– Ты, очевидно, думаешь, что знаешь, кто убил дедушку?

– Да, думаю. Но мне не хватает еще нескольких улик. – Помолчав, она добавила: – Старший инспектор Тавернер считает, что убила дедушку Бренда, верно? Или Бренда с Лоуренсом вместе, потому что они влюблены друг в друга.

– Ты не должна говорить таких вещей, Жозефина.

– Почему? Они же влюблены.

– Не тебе об этом судить.

– Почему? Они пишут друг другу любовные письма.

– Жозефина! Откуда ты это знаешь?

– Я читала. Ужас какие сентиментальные. Но Лоуренс такой и есть. Струсил и на войну не пошел. Сидел в подвалах и топил котлы. Когда над нами пролетали всякие самолеты-снаряды, он весь зеленел, прямо зеленый делался. Нас с Юстасом это очень смешило.

Не знаю, что бы я на это сказал, но в эту минуту к дому подъехала машина. В мгновение ока Жозефина очутилась у окна и прижала курносый нос к стеклу.

– Кто там? – спросил я.

– Мистер Гейтскил, дедушкин адвокат. Наверное, насчет завещания.

И она в возбуждении выбежала из комнаты, очевидно, чтобы возобновить свою сыщицкую деятельность.

В гостиную вошла Магда и, к моему великому изумлению, направилась прямо ко мне и взяла обе мои руки в свои.

– Мой дорогой, – проворковала она, – какое счастье, что вы еще здесь. Присутствие мужчины так успокаивает.

Она отпустила мои руки, подошла к стулу с высокой спинкой, чуть подвинула его, погляделась в зеркало, взяла со столика маленькую коробочку с эмалью и задумчиво стала открывать и закрывать крышку.

Поза была красивая.

В дверь заглянула София и наставительным тоном прошептала:

– Гейтскил!

– Знаю, – ответила Магда.

Через несколько минут София вошла в комнату в сопровождении невысокого пожилого господина. Магда поставила коробочку на место и сделала шаг ему навстречу.

– Доброе утро, миссис Филип. Я поднимаюсь наверх. Ваш супруг написал мне письмо, будучи в уверенности, что завещание хранится у меня. У меня же из слов покойного мистера Леонидиса создалось впечатление, что оно у него в сейфе. Вам об этом, вероятно, ничего не известно?

– О завещании бедненького дуси-дедуси? – Глаза Магды удивленно расширились. – Нет, конечно. Не говорите мне, что эта негодная женщина там, наверху, уничтожила его.

– Ну-ну, миссис Филип, – он погрозил ей пальцем, – никаких необоснованных обвинений. Вопрос лишь в том – где ваш свекор держал свое завещание?

– Как – где? Он отослал его вам – в этом нет сомнений. После того как подписал его. Он сам так сказал.

– Полиция, как я понимаю, просматривает сейчас личные бумаги мистера Леонидиса. Я хочу поговорить с инспектором Тавернером.

Как только адвокат вышел, Магда вскричала:

– Вот! Значит, она его уничтожила! Я знаю, что я права.

– Пустяки, мама, она не совершила бы такой глупости.

– Совсем это не глупость. Если завещания нет, она получит все.

– Ш-ш, Гейтскил возвращается.

Появился адвокат, с ним Тавернер, а за ними Филип.

– Я понял со слов мистера Леонидиса, – Гейтскил говорил на ходу, – что он поместил завещание в сейф Английского банка.

Тавернер покачал головой:

– Я связался с банком. У них нет никаких личных документов мистера Леонидиса, за исключением некоторых хранившихся у них ценных бумаг.

Филип предложил:

– Но может быть, Роджер… или тетя Эдит… София, будь добра, пригласи их сюда.

Вызванный на совещание Роджер, однако, не пролил света на эту загадку.

– Абсурд, полнейший абсурд, – повторял он, – отец подписал завещание и ясно и четко сказал, что пошлет его на следующий день по почте мистеру Гейтскилу.

– Если память мне не изменяет, – мистер Гейтскил откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, – двадцать четвертого ноября прошлого года я представил мистеру Леонидису проект завещания, составленного согласно его указаниям. Он одобрил проект, вернул мне, и я в свое время послал ему завещание на подпись. По истечении недели я отважился напомнить ему, что еще не получил подписанного и заверенного завещания, и спросил, не хочет ли он что-то в нем изменить. Он ответил, что завещание полностью его устраивает, и добавил, что подписал его и отправил в банк.

– Совершенно верно, – с жаром подхватил Роджер. – Как раз тогда это и было, примерно в конце ноября прошлого года, помнишь, Филип? Как-то вечером отец собрал нас всех и прочитал завещание вслух.

Тавернер повернулся к Филипу:

– Это совпадает с вашими впечатлениями, мистер Леонидис?

– Да, – ответил Филип.

– Очень похоже на «Наследство Войси»,[6]