Скрытый Пророк - [29]

— На полках не осталось ничего ценного, и они сами не скрывают секретного выхода отсюда, — объявила Амолия, сделав круг. — Углы и тени тоже не таят пути к отступлению, который может различить моё умение.

Со стороны рисунка Нурзани прогудел:

— Изначально он был предназначен не только сдерживать кого-то мощного, но также мешать ему сосредоточиться. Но кто-то изменил чертёж так, как не велит учение ни одного из магических кланов.

— Так значит, Зорун пробовал что-то необычное?

— Эти линии вот здесь — это не по-нашему. Они напоминают мне… О Триедином.

Амолия проскользнула ближе. Она взглянула на то, на что указывал Нурзани.

— Мы подозревали, что Зорун взял одного или двух выживших для допроса… — магические кланы мало волновало, что стало с членами Триединого, до тех пор, пока их судьба не отражалась на заклинателях. — Возможно, один них бежал.

— Зорун Тзин, что бы мы о нём ни думали, точно мог справиться с жрецом храма, — фыркнул сухопарый маг.

— Это верно. Кетуй, ты какой-то молчаливый.

Тёмный человек продолжал склоняться над трупом.

— Это, конечно, Терул, но в нём есть кое-что странное. Есть ощущение, что его убили несколько дней назад, а не несколько мгновений.

— Дурачок встретил нас, когда мы пришли; он отнюдь не походил на мёртвого.

Кетуй безрадостно осклабился:

— Возможно, его маленький мозг не успел зафиксировать этот факт.

Его коллеги подошли к нему. Амолия пихнула тело ногой. Часть грудной клетки Терула обвалилась.

— Он пострадал гораздо сильнее, чем всё остальное. Он был фокусом атаки.

— Гигант был бы наименьшей проблемой любого узника, — ответил тёмный маг. Потом, пожимая плечами, он добавил. — Но я согласен, что мишенью был он.

Нурзани издал неразборчивый звук, который привлёк внимание остальных.

— И что, никто не видит ещё более значимой улики перед нашим носом?

Амолия сощурилась:

— И что же это?

Он указал на область рядом с трупом:

— Зорун Тзин оставил свой посох. Посох — подарок для любого мага, при этом Зорун Тзин оставил его. Почему?

Ни один из коллег не смог ответить… И это очень сильно встревожило всех троих.

* * *

Орис тревожилась, как любящая мать, в сотый раз за день проходя к изящно вырезанным двойным дверям. Они оставались запечатаны даже для самих стражей, снаружи охраняющих их. Пророк не выходил из своих личных покоев на протяжении нескольких дней — примеров такого седовласая жрица не нашла ни в одном из журналов, которые вели она и её предшественники. Он никогда не прибегал к такому заключению, и это пугало её больше всего.

— Ты не делаешь лучше ни себе, ни ему, волнуясь так, дорогая Орис, — послышался голос Гамюэля. Второй старший жрец шагал по сверкающему мраморному коридору подобно воину, которым он и был до того, как Пророк показал ему свет. Гамюэль был немного моложе Орис и не находился так долго на своём посту, но он так же всецело посвятил себя делу. — У него наверняка есть весомая причина, чтобы вести себя так, и если он посчитает нужным поделиться с нами своими знаниями, когда появится, — а уж он появится, Орис, — тогда ты увидишь, насколько глупой была твоя тревога.

— Тебе следовало бы подумать, что он мог бы захотеть, чтобы мы справились о его состоянии и развеяли все опасения паствы, — ответила она. Орис не пыталась скрывать свою любовь — свою плотскую любовь, — какую она питала к своему господину. Когда она впервые вошла в Собор, она была красивой женщиной, следы былой красоты оставались на её овальном лице даже теперь. Тем не менее, Пророк видел в ней лишь то же, что и во всех остальных: одного из своих детей.

При этом Орис никогда не делилась с Гамюэлем подозрением, которым терзалась сама: что сердце их лидера некогда принадлежало другой женщине, недостойной его. Орис была уверена, что это была одна из причин, почему он не выбрал её, когда она была молода. Теперь, когда на вид она годилась ему в бабушки, была ещё тысяча других горестных причин.

Но она по-прежнему любила его, и, как жена, мать и бабушка, вместе взятые, пыталась принимать все его проблемы как свою ношу.

Гамюэль вежливо взял её за руку, так, чтобы не поставить её в неловкое положение перед стражами.

— К слову о пастве: стали известны некоторые сведения, которые стоит обсудить немедленно.

Отвлечение сработало. Орис стала собой — опытным бойцом.

— Армия сельских жителей? Она перегруппировалась?

— Отчасти, но, как ты знаешь, это была необходимая жертва, чтобы раскрыть людям глаза на истинную природу фанатиков.

Оба остановились, чтобы немного помолиться за тех, кто погиб в тщетной атаке последователей Ульдиссиана уль-Диомеда. Пророк разъяснил, что мёртвым будет уделено почётное место в учениях Собора.

Закончив молитву, Орис спросила:

— Так в чём дело?

— Мы знаем, что ассенианец намеревался переговорить с магическими кланами, гильдиями, а может, и с самим принцем, но что-то произошло, он исчез, оставив за собой много мёртвых.

Жрица серьёзно кивнула.

— Я думала, это Пророк…

— Может, и так. Он расскажет нам, когда сочтёт нужным. Сейчас это не важно. Важно то, что люди ассенианца теперь знают, что он пропал, и уже сейчас его люди в двух днях пути от столицы!