Скрытые пружины - [11]

Шрифт
Интервал

Мне, как и всем живущим в Хиддэн-мэнор, пришлось усвоить главное правило – никому, ни под каким предлогом не дозволялось беспокоить отца в его таинственных занятиях, которым он предавался в подвалах северного крыла поместья. Это место находилось довольно далеко от жилой части дома (если не знать потайного хода, начинающегося в библиотеке), и производило гнетущее впечатление.

Северное крыло Хиддэн-мэнор не подвергалось ремонту уже несколько столетий, а близость густого леса и протекающая под зданием дома подземная река были причиной высокой влажности, не лучшим образом воздействующей на каменную кладку и дубовые панели внутренней отделки.

Слуги, да и местный люд, как я узнала позже, старались избегать этой части поместья, втихомолку рассказывая всякие небылицы о том, что там происходит. Молоденькие горничные, выпучивая от ужаса глаза и округляя рты, иногда шушукались с нашей кухаркой миссис Дин о том, чем же занимается отец в подвалах Хиддэн-мэнор. С детства прислушиваясь к их болтовне, я уяснила для себя, что отец занимается чем-то недозволенным, чем-то таким, о чём не принято говорить открыто.

Помню, что однажды моя мать, спустившись в столовую к обеденной трапезе и находясь в том состоянии, когда ею овладевало лихорадочное возбуждение, неожиданно вскинула раскосые шальные глаза на отца и истерически выкрикнула:

– Ну, что? У вас получилось? Вызвали, наконец, своего дьявола?

Отец тогда вздрогнул, как человек, которого застали на месте преступления, и резким голосом приказал нянюшке Бейкер увести меня в детскую, а слугам покинуть столовую.

Потайной ход, ведущий из библиотеки в северное крыло здания, прямиком к толстой заржавленной двери подвала, я обнаружила случайным образом. Мрачный зев представшего передо мной туннеля вызвал в моей душе неутолимую страсть к исследованию, затмившую страх и доводы разума. Трепеща, я шагнула в туннель с горящей свечой в руке. Трудно вспомнить, что я ожидала увидеть в конце своего пути, но само путешествие через недра поместья, отсыревшие стены, слабый, еле слышный плеск воды где-то под ногами и неизвестность, ожидающая меня впереди, – заставили моё сердце биться в ритме бешеной скачки.

Мне казалось, что время замедлило свой бег, таким однообразным был потайной ход на протяжении всего пути. Подол моего платья отсырел и липнул к ногам, вызывая неприятное ощущение, будто кто-то невидимый хватает меня за щиколотки, намереваясь остановить. Иногда на голову с потолка падала ледяная капля, что заставляло меня вздрагивать всякий раз, как это происходило.

Наконец, передо мной возникла дверь, покрытая ржавчиной. Поколебавшись всего лишь мгновение, я наудачу толкнула её. Дверь поддалась, заставив меня ещё сильнее затрепетать от любопытства в ожидании того, что я могла обнаружить и где оказаться.

На середине дверь застопорило, будто полностью распахнуться ей мешала какая-то преграда, и тогда я протиснулась в образовавшуюся щель, торопясь быстрее проникнуть внутрь.

Оглядевшись, я пришла в недоумение. Комната, в которой я оказалась, вся была уставлена массивными книжными шкафами, стоявшими вдоль стен. Во избежание тлетворного влияния сырости стены были обиты тонкой жестью. Сквозь маленькие окошки, расположенные под потолком, в комнату проникали тусклые лучи заходящего солнца, заставляющие золочёные корешки фолиантов загадочно мерцать.

«Я отыскала секретную библиотеку!», – подумала я, и от восторга чуть не захлопала в ладоши. Поставив свечу на стол, стоявший в углу таинственной комнаты, я кинулась к ближайшему шкафу и распахнула его створки. Бережно вытащив первую книгу, я сдула с неё толстый слой пыли и громко расчихалась, после чего замерла в испуге.

Книга была в порыжевшем от времени кожаном переплёте, и я сразу же поняла, что она очень старая, намного старше тех изданий, которые находились в библиотеке поместья и попадали ко мне в руки ранее. Страницы в ней были покрыты пятнами, из-за которых причудливая вязь текста кое-где не поддавалась расшифровке. Книга изобиловала иллюстрациями, поблёкшими от времени и изображающими странных животных и птиц, а на переплёте было вытиснено незнакомое мне слово «Бестиарий».

Стремясь удовлетворить терзающее меня любопытство, я бережно доставала книги с полок, не замечая, что паутина и пыль оседают на моих волосах, и с возрастающим удивлением рассматривала замысловатые картинки, пытаясь выяснить, для чего эти книги предназначены. Почти все они были на незнакомом мне языке, а едва различимые таинственные значки на полях и вовсе были мне непонятны.

Бережно вернув эти странные книги на полку, я перешла к следующему шкафу и была вознаграждена – в нём находились книги, пребывавшие в значительно лучшем состоянии и написанные на понятном мне языке, хотя и содержащие массу незнакомых слов.

Даже их названия ничего мне не говорили: «Библиотека химических диковин», «Правомерность Спагирического Искусства Иоганна Тритемия», «Трактат Парацельса», «Гептамерон», «Философский огонь».

Сокрытый в этих книгах смысл странным образом взволновал меня, я как одержимая продолжала рассматривать затейливые рисунки и прочитывать вслух названия, вытисненные на переплётах, в надежде, что если приложу ещё немного усилий, то смогу проникнуть в предназначение каждой из них. Большинство этих сочинений были рукописными и от сырости, царившей в помещении, чернила растеклись неряшливыми кляксами. Многие содержали иллюстрации, от которых меня начала бить нервная дрожь. Два рисунка по-настоящему, до трясущихся коленок, испугали меня.


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).