Скрытые картинки - [35]
– Мэллори? – кричит из-за двери туалета на первом этаже Тедди. – Можешь принести мне туалетную бумагу?
– Секундочку!
Я еще не закончила. Осталось посмотреть в шкафу. Я перебираю восхитительные одежки, которые нам с Каролиной так ни разу и не удалось убедить Тедди надеть: хорошенькие рубашечки, миниатюрные слаксы и дизайнерские голубые джинсы, крохотные ремешки из натуральной кожи. Потом замечаю на верхней полке три коробки с настольными играми: «Клуэдо», «Мышеловка» и «Сорри!» – и с облегчением выдыхаю, уверенная, что наконец нашла тайник Тедди. Но потом я открываю коробки и, вытряхнув картонные поля, не обнаруживаю ничего, кроме игральных фишек и карт. Рисунков там нет.
– Мэллори! Ты меня слышишь?
Я убираю игры обратно в шкаф, закрываю дверцу и обвожу комнату взглядом, чтобы убедиться, что она приблизительно в том же состоянии, в каком была до моего вторжения.
Потом хватаю в прачечной рулон туалетной бумаги и спешу на первый этаж.
– Вот тебе твоя бумага, – говорю я Тедди через дверь туалета.
Он слегка приоткрывает ее, ровно настолько, чтобы я могла просунуть в щелку рулон.
– Где ты была? – спрашивает он.
– Наводила порядок.
– Ну ладно.
Он закрывает дверь, и я слышу, как щелкает язычок замка.
Все выходные я провожу в убеждении, что у меня разыгралась паранойя. У меня нет никаких доказательств того, что Тедди до сих пор рисует свои картинки. Шуршание за дверью его комнаты может быть чем угодно. Темные разводы у него на руках могут быть следами земли от наших садоводческих экспериментов или просто самой обычной грязью как у самого обычного пятилетки. Все ведь нормально, так что же я беспокоюсь?
В понедельник с утра меня будит шум мусорной машины, которая медленно едет по Эджвуд-стрит. Она приезжает дважды в неделю: по понедельникам за отходами на переработку и по четвергам за обычным мусором. И тут я вспоминаю про одно место, проверить которое мне не пришло в голову: это мусорная корзина в рабочем кабинете Теда-старшего на втором этаже. Тедди каждый раз проходит мимо кабинета, когда идет на первый этаж. Сунуть в корзину рисунки по пути к лестнице проще простого.
Я выскакиваю из постели, радуясь, что сплю в спортивных шортах и футболке, и выбегаю из коттеджа. Трава все еще мокрая от утренней росы, и я, огибая угол дома, поскальзываюсь и едва не падаю. Мусорная машина останавливается через три дома от нашего, так что на все про все у меня не больше минуты. Я со всех ног мчусь к концу подъездной дорожки, куда вечером в воскресенье Тед вытаскивает голубые мусорные контейнеры – один для стекла и металла, другой для бумаги и картона. Я лихорадочно роюсь в обрывках рекламных листовок и счетов, меню ресторанов, работающих навынос, и банковских выписок, ворошу каталоги магазинов хозяйственных товаров и одежды – каждый день мы извлекаем их из почтового ящика десятками.
Рядом со мной тормозит мусорная машина, и тощий парень в рабочих рукавицах улыбается мне. На бицепсе у него вытатуирован дракон, обвивающий его кольцом.
– Что-то потеряли?
– Нет-нет, – говорю я. – Можете забирать.
Он подхватывает бачок, и тут его содержимое перемещается и на поверхности показывается огромный ком смятой бумаги с такими же круглыми дырочками по краю, как листки из альбома Тедди.
– Погодите!
Парень протягивает мне бачок, я хватаю бумажный ком и несу его к себе в коттедж.
Очутившись у себя, я ставлю чайник, завариваю себе чашку чая и принимаюсь разглядывать свою добычу. Это примерно как чистить луковицу. Листов в общей сложности девять, и я тщательно разглаживаю ладонью каждую складочку. На первых нескольких рисунках нельзя разобрать вообще ничего. Это просто каракули. Но чем дальше, тем более отчетливыми и проработанными они становятся. Композиция улучшается. Появляются свет и тень. Такое впечатление, что передо мной коллекция набросков к какой-то причудливой работе; часть листков почти полностью покрыты рисунками, многие из которых не окончены.
Простите, конечно, но Тедди никоим образом не мог нарисовать эти картинки. Так рисовать способен далеко не каждый взрослый, не говоря уж о пятилетнем мальчике, который спит с плюшевыми зверюшками и умеет считать только до тридцати.
Но каким образом тогда они оказались в мусорном бачке?
Это Тед их нарисовал? Или Каролина?
Максвеллы что, на досуге изучают иллюстраторское мастерство?
Все мои вопросы порождают лишь новые вопросы, и вскоре я уже жалею, что вообще встала с кровати. Лучше бы мусорная машина увезла все улики, тогда бы мне не пришлось ломать голову над тем, что все это значит.
Понедельник проходит как в тумане: лего, макароны с сыром, тихий час, бассейн, – но к вечеру я готова к серьезным изысканиям. Я принимаю душ, мою голову и надеваю один из самых романтичных нарядов Каролины – воздушное голубое платье чуть ниже колен с красивым узором из белых цветов. Потом иду в «Раконтер», местный независимый книжный магазин.
К моему удивлению, несмотря на вечер понедельника, там яблоку негде упасть: один из местных авторов только что закончил читать свое произведение, и в зале царит праздничная атмосфера, как на вечеринке. Люди пьют вино из пластиковых стаканчиков и едят пирожные с маленьких картонных тарелочек. Мне приходится протискиваться сквозь толпу, чтобы добраться до отдела литературы для родителей, но я этому даже рада: не хочу, чтобы сотрудники подходили ко мне с предложениями помощи. Если бы они узнали, что́ я ищу, то сочли бы меня сумасшедшей.
