Скрытное сердце - [53]

Ромола улыбнулась.

– Я верю, что ты бы это сделала, но я бы лучше умерла от голода, чем призналась бы, что потерпела поражение. Порой я действительно голодала. Но скажу тебе откровенно, что чаще я хорошо проводила время. Хотя слово «хорошо», возможно, не самое удачное, скорее подходит «весело».

– Бедняжка, – тихо промолвила Сильвия.

– Не смей меня жалеть, – резко сказала Ромола. – Я, по крайней мере, поняла одну вещь: люди расплачиваются за свою глупость, а не за свои грехи. Да, да, моя дорогая! Те, кто грешит, живут припеваючи, а глупцы все время страдают, потому что им то и дело разбивают сердца.

В голосе Ромолы было столько горечи, что Сильвия протянула руки, обняла ее, как будто пыталась защитить. Но Ромола оттолкнула сестру.

– Я ведь сказала тебе, нечего меня жалеть! А, кроме того, ты забыла, что у вдовы покойного Теософилиуса нет прошлого, только память о жизни, посвященной спасению заблудших язычников и прикрытию их наготы холщовыми рубахами, сотканными благонамеренными девственницами.

Она вскочила с кресла, прошлась по комнате и заглянула в зеркало, висевшее над туалетным столиком.

– О Господи! Ну и видок! Не удивляюсь, что леди Клементина поверила всем моим россказням. Меня бы и мать родная не узнала.

Женщина стянула серую шляпку, которую еще пару часов назад украшали ярко-красные перья. Лишенная этой детали, она теперь выглядела уныло и немодно.

– Мне еще предстоит увидеться с ее милостью сегодня вечером?

Сильвия покачала головой.

– Может быть, она и пришлет за тобой, но думаю, что этого не произойдет.

– В таком случае я собираюсь нанести румяна на щеки. Я и не представляла, что у меня такой болезненный вид, пока не встретила тебя.

– У тебя был такой хороший натуральный цвет лица! Ромола невесело рассмеялась.

– Плохая жизнь портит цвет лица, – не совсем точно процитировала она. – Ну, а теперь показывай, где моя комната.

– Я должна спросить у домоправительницы. Подожди меня здесь, я быстро сбегаю вниз и найду ее.

Оставшись одна, Ромола с любопытством обошла спальню Сильвии. Затем, открыв гардероб, осмотрела висевшую в нем одежду. При виде розово-лилового бального платья она невольно присвистнула. Сняв его с плечиков и приложив к себе, она подошла к зеркалу, затем, усмехнувшись, снова повесила его в шкаф и закрыла дверцу. Не успела она это сделать, как открылась дверь и на пороге появились Люси и Нэнни. По одежде было видно, что они только что пришли с прогулки.

– Уэйси! – начала Люси. Ромола обернулась, и какое-то мгновение они стояли, глядя друг на друга. Нэнни заговорила первая.

– Прошу прощения, – вежливо сказала она, – я думала, что здесь мисс Уэйс.

– Я ее сестра, – объяснила Ромола, направившись к ним и протягивая руку. – А вы, должно быть, Нэнни. Сильвия говорила мне о вас. Ну а ты, конечно же, Люси. О тебе она рассказывала, очень много.

– Я не знала, что у Уэйси есть сестра, – произнесла Люси, не сводя с Ромолы широко раскрытых глаз.

– Она у нее есть. И это – я, – сказала Ромола. – Но мы не виделись очень долгое время. Знаешь, я помню Уэйси, когда она была в таком же возрасте, как ты.

Она говорила заискивающе, стараясь понравиться ребенку, но Люси, пристально посмотрев на нее некоторое время, отступила назад и взяла Нэнни за руку.

– Нэнни, пойдем, переоденемся, пока не пришла Уэйси, – обратилась она к няне.

– Хорошая идея, – ответила Нэнни. – Не будете ли так добры, мадам, сказать мисс Уэйс, что мы в соседней комнате.

– Да, конечно, – поспешно сказала Ромола.

Когда Нэнни и Люси ушли, у нее появилось странное ощущение, что им что-то не понравилось. Но что именно? Она с хмурым видом подошла к зеркалу и увидела, что от досады у нее по обеим сторонам щек обозначились глубокие морщины, а губы вытянулись в тонкую линию.

Дверь открылась.

– Твоя комната рядом с моей! – радостно сообщила Сильвия. – Она очень красивая, и там очень солнечно по утрам. Пойдем, посмотришь.

Ромола взяла свою шляпку. Следуя за Сильвией, она обратила внимание на свое отражение в большом зеркале на дверце гардероба. Увиденное – повергло ее в уныние.

Комната оказалась именно такой, как описала ее Сильвия. Она была очень красивая. Расписные панели и обои из муарового шелка, гармонирующие с блестящими шторами из вощеного ситца, создавали впечатление весенней свежести, и это впечатление отнюдь не портила ни большая кровать с пологом, огороженная четырьмя опорами, ни полированная ореховая мебель.

– Я думаю, тебе здесь будет хорошо. О Ромола, знаешь, я так рада, что ты рядом!

Сильвия говорила так серьезно и искренне, что Ромола была тронута. Она посмотрела из окна на раскинувшуюся внизу зеленую лужайку.

– Не слишком радуйся, Сильвия.

– Почему?

– Не знаю, – ответила она. – Сама не знаю, почему я так сказала. Мне, конечно же, приятно видеть, как ты радуешься. Просто я несколько удивлена, что ты принимаешь меня так доверчиво. Откуда тебе известно, что за эти годы я не стала, совсем другой, не той Ромолой, которую ты знала?

– Ну, о чем ты говоришь! – в недоумении воскликнула Сильвия. – Да ты почти не изменилась, разве что слегка похудела и выглядишь немного болезненно. Но когда ты поправишься, и я снова услышу твой смех и увижу, как сияют твои глаза, то и вовсе забуду о том, что мы так долго были в разлуке. И тогда ты станешь такой, какой была, когда прибегала из школы и рассказывала мне обо всем интересном, что с тобой произошло. Ты не представляешь, как тихо бывало в доме, пока тебя не было.