Скромница и принц - [11]

- Спасибо, - еле слышно шепнул он.

Он стал тихо, нежно ее поглаживать, наблюдая. Ее глаза затуманились. Веки подрагивали, дыхание участилось, губы сжались и снова раскрылись, голова запрокинулась. Его палец погладил нежный, влажный центр, прошелся по узелку, охраняющему то драгоценное, женское, куда он с восторгом бы проник, но отодвинулся, пока искушение не стало слишком велико.

Антонио закрыл глаза, мягко двигая пальцами, чтобы довести ее до взрыва лучезарного восторга. Когда он уже не мог выносить огонь, охвативший его, то со стоном уткнулся лицом в ее грудь и, зажмурившись, боролся со взбесившимся зверем, требовавшим удовлетворения.

- Антонио? - услышал он тихий шепот Марии.

- Si, сага?

- Думаю... я уже поняла, как это бывает.

- Вот и хорошо.

- Наверное, ты можешь отпустить меня.

-Si.

Чтобы это сделать, ему потребовалось собрать все оставшиеся силы. Он посмотрел на Марию - сияющие глаза, дразнящая улыбка, розовые щечки. Она полна энергии. Как это у нее получается, когда он лежит, будто раздавленный трактором? Но ему это нравится!

- Значит, вот как бывает... Знаешь, это великолепно! - сказала она. - Нет, это больше, чем развлечение. Такие ощущения! Потрясающе! У меня все тело трепещет!

Он открыл один глаз и осторожно сказал:

- Есть продолжение.

- Я надеюсь, такое же хорошее.

- Даже лучше. - Он провел пальцем по краю ее подбородка. Жаль, что он обещал не... Но уж коль обещал... - Но это потом. С мужем.

Мария пристально посмотрела па него.

- С тобой все в порядке? Ты выглядишь как-то... Тебе было не очень скучно? Я понимаю, ты сам получил не много удовольствия. Мы могли бы...

Антонио неохотно выбрался из кровати. Он чувствовал, что начал оживать. Нужно немедленно уходить, пока его тело не показало Марии, как он далек от того, чтобы скучать. Глядя на ее обнаженное тело, подрагивающее от пережитого восторга и новизны ощущений, он едва справлялся с собой.

- Извини, я не могу больше задерживаться. Завтра утром улетаю.

- Понимаю, тебе пора. Уже поздно, - ласково сказала она.

Она как-то ухитрялась выглядеть невинной, несмотря на все, что сейчас позволяла с собой делать! В последнем порыве Антонио поднес к губам ее руку и поцеловал.

- Береги себя, Мария, - прошептал он. - Дождись хорошего человека.

- Ладно, - улыбнулась она. Глаза ее сияли; они были незабываемо прекрасны. Он заставил себя повернуться и уйти.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Ночной кошмар с мстительным постоянством возвращался по утрам, и он в тысячный раз переживал самый черный день своей жизни - день, когда вошли карабинеры и сообщили, что произошел несчастный случай.

Антонио рыдал, катался по гостиничной кровати, не в силах справиться со спазмами в груди. Он мог только ждать, когда они пройдут.

Месяцами он сходил с ума от горя, не в состоянии смириться с тем, что Анна умерла. Что она никогда не вернется к нему, к их маленькому сынишке, в их красивую виллу в гористой, дикой Апулии, которую она так любила.

Вместе с ней ушло желание любить и быть любимым. Его больше не интересовали женщины. Он перестал видеть во сне, как Анна приходит в его постель. Он не желал любовных игр. Он больше не чувствовал себя мужчиной.

Антонио умер вместе с женой - по крайней мере духовно.

Обливаясь холодным потом, он смотрел в потолок. Боль, сдавившая грудь, не позволяла дышать.

Врач скачал, что приступы, длившиеся иногда часами, вызваны мощными спазмами мускулов, и причина - пережитый стресс. Он обещал, что со временем это пройдет. Сам Антонио считал, что боль - кара за то, что в тот день он не сел в машину вместе с Анной.

Сейчас, уставившись в потолок, он ждал, когда боль отступит. Чтобы ускорить этот процесс, он старался думать о приятном - о сыне, об оливковых рощах, которые готовятся к новому урожаю, о хорошем вине и ростбифе, пахнущем розмарином.

Ничто не помогало.

Тогда он стал думать о Марии. Закрыв глаза, Антонио вспоминал два дня, что провел с ней. В то время он заботился только о том, чтобы доставить ей удовольствие, но сейчас чувствовал, как возвращается возбуждение.

Он вспоминал, как она смеется, и тиски, сдавившие грудь, ослабли. Он полежал еще несколько минут, опасаясь, что боль вернется. Вспомнил, как Мария трепетала под его ласками, как удивленно и восторженно округлились ее глаза, когда она впервые почувствовала кульминацию.

Дышать стало легко.

Через десять минут боль окончательно прекратилась. Антонио сел в кровати и нахмурился. То, что американка обрела такую власть над ним, было и хорошо, и плохо. Хорошо - потому что излечивало боль. Плохо - потому что он распрощался с Марией навсегда.

Впервые после той громадной потери он стал самим собой: мужчиной, способным на страстную любовь - к своей стране, к урожаю, к сыну и даже к женщине.

Он радовался этому открытию и в то же время боялся его. Что, если Мария станет дорога ему? Он не переживет еще одной потери близкого человека.

Любовь - это проклятие!

Нет, то, что вспыхнуло в нем вчера, совсем не любовь, это вожделение. Он встал и пошел в ванную. Конечно же, к Марии Макферсон его влекло только вожделение.

Да, но что, если он уедет из США и никогда больше не увидит Марию? Возникнут ли такие же чувства к другой женщине? Сможет ли он хотя бы дышать без боли? Снова смеяться, улыбаться? Находить удовольствие в женском теле?