Скрипка дьявола - [14]

В этот момент их беседа была прервана появлением полицейских из группы убийств УДЕВ — отдела по расследованию особо опасных преступлений, — элитного подразделения судебной полиции, занимавшегося самыми сложными случаями, которые, предположительно, могли иметь широкий общественный резонанс. Детективов, прибывших практически одновременно с патрульной машиной Национальной полиции, возглавлял инспектор Мануэль Сальвадор, который не так давно стал работать в группе убийств, перейдя из подразделения по борьбе с наркотиками, и уже имел стычку с Пердомо из-за своего задиристого поведения и властных манер.

Прибывшие немедленно выставили вокруг полицейское ограждение и дали знать о случившемся судебной комиссии, в которую входили следственный судья, судебный секретарь и судебный врач. Сальвадор, как обычно, в пиджаке, накинутом на плечи, подошел к Пердомо и спросил, как будто дирижеров здесь не было:

— Что эти люди тут делают?

Пердомо объяснил, кто эти музыканты, и рассказал, что присутствие на концерте позволило ему оказаться раньше всех на месте преступления, на что коллега ответил:

— Какого черта ты разрешил, чтобы на месте преступления оказались люди, оставляющие здесь следы?

— Никто ничего не трогал, уверяю тебя, — ответил Пердомо.

Инспектор Сальвадор в первый раз соизволил взглянуть на дирижеров и сухо и резко объявил:

— Сеньоры, я вынужден попросить вас немедленно покинуть зал. Мой помощник проводит вас и запишет ваши данные на случай, если нам понадобится побеседовать с вами позже.

Затем, повернувшись к своему коллеге, сказал:

— Я веду это расследование, Пердомо, и, если тебе нечего больше мне сказать, ты можешь закрыть дверь с той стороны и больше не мешать мне работать.

Пердомо решил не поддаваться на провокацию и направился к выходу. Но, выходя из зала, обернулся и спросил Сальвадора:

— Не хочешь узнать, что значит слово, написанное у нее на груди?

Сальвадор, в отличие от Пердомо не соприкасавшийся с арабской культурой, прежде чем ответить, сбросил пиджак, пошарил по карманам, вытащил пачку жвачки и бросил пастилку в рот.

— Знаю, знаю, что оно значит, Пердомо, — шлюха, которая путается с мусульманами, что, не так?

7

Дойдя до артистических, Пердомо увидел, что уборная Ане Ларрасабаль опечатана и ее охраняет полицейский в форме, так что никто не может проникнуть внутрь. В одной из уборных, предназначенных для солистов, Пердомо обнаружил Георгия Роскоффа, Элену Кальдерон и собственного сына, который горько плакал.

— Что случилось? — спросил Пердомо, подозрительно глядя на русского, словно считал Роскоффа виновным в том, что мальчик плачет.

Грегорио хотел ответить отцу, но сквозь рыдания не мог выговорить ни слова.

Элена обняла мальчика и объяснила за него:

— Он узнал, что Ане убили, и очень огорчился.

— Понятно, — ответил Пердомо, тут же почувствовав себя виноватым в том, что повел сына на концерт и таким образом втянул в эту начальную фазу расследования.

— Лучше всего, — предложила Элена, — уйти отсюда как можно скорее. Здесь полно полиции, и Грегорио совсем расклеился.

— Грегорио, подойди ко мне, — ласково позвал инспектор.

Его сын, рыдания которого сменились икотой, смотрел на отца покрасневшими глазами, но не двигался с места, как будто был не в силах покинуть материнские объятия тромбонистки.

— То, что случилось, Грегорио, ужасно. Но тот, кто сделал это, поплатится, ты слышишь меня? Расследование ведет мой друг, — солгал Пердомо, — инспектор Сальвадор, а он один из лучших детективов в нашей полиции.

Пердомо не кривил душой: он знал, что его коллега, несмотря на вздорный характер, человек опытный и не раз был отмечен, работая в подразделении по борьбе с наркотиками.

Мальчик спросил:

— За что, папа? За что ее убили?

— Мы это выясним, даю тебе слово.

Пердомо вспомнил о скрипке и о том, что Элена пошла разузнать о ней.

— Там был только футляр и смычок, — сообщила тромбонистка. — Скрипка пропала.

— Я так и предполагал. Кто-нибудь из вас знает, на какой скрипке играла Ларрасабаль?

— Страдивари, — отозвался Роскофф, сопроводив это слово жестом, означающим «большие деньги».

— Вы ведь не дотрагивались до футляра, правда?

— Он был открыт, — ответила Элена, — так что мне не нужно было ничего трогать. Я успела только бросить на него взгляд, потому что тут же появился полицейский и прогнал меня в коридор. Но артистическая была похожа на картину Матисса.

— Матисса? — переспросил Пердомо.

— «Интерьер со скрипичным футляром», — пояснила Элена. — Я собираю репродукции картин, на которых изображены музыкальные инструменты, и мне вспомнилась одна из картин Матисса, кажется, она находится в Музее современного искусства в Нью-Йорке. Комната, в которой никого нет, а на кресле слева стоит пустой футляр от скрипки с откинутой крышкой.

Тут к ним подошел полицейский в форме и объявил:

— В эту зону доступ запрещен. Я вынужден попросить вас уйти отсюда.

— Не беспокойтесь, — сказал Пердомо. — Мы уже уходим. — Затем, обращаясь к Элене, спросил: — Нет ли здесь поблизости места, где мы могли бы поговорить немного, прежде чем разойдемся?

Элена назвала несколько кафе, потом сказала.