Скриба - [158]

Она думала, Исам еще что-нибудь скажет, но он, по-видимому, ушел.

Больше Тереза не смогла уснуть и лежала с открытыми глазами, пока петухи не возвестили начало нового дня. Слабый свет стал сочиться через отверстие для снега, словно напоминая, что за ним – ее единственная надежда, и девушка долго смотрела туда в ожидании, вдруг появится Исам, однако чуда не произошло. Тут она заметила на скалистой стене какие-то значки, напоминающие здания, и вспомнила, что в тот день, когда сюда приходил Ценон, их не было. Ей показалось, изображения не случайно выстроены в горизонтальную линию, напоминающую балку под крышей. Вскоре в камеру спустили деревянную лестницу, и двое стражников велели ей выходить. Наверху ей вставили кляп, завязали глаза, связали руки и повели через кухню, которую Тереза опознала по запаху свежеиспеченного хлеба и яблочного пирога, и внутренний двор с его пронзительным утренним холодом туда, где ее ждал Уилфред. Она поняла это по рычанию собак, готовых разорвать ее. Вдруг по спине с силой ударили гибким прутом и затем принялись хлестать без устали, спрашивая, где пергамент, хотя она на каждый вопрос отвечала, что не знает. Наконец ее мучителям, видимо, это надоело.

– Теперь без одежды, – услышала Тереза.

Чьи-то руки разорвали платье, обнажив груди, и она почувствовала, как соски напряглись от страха. Девушка попыталась прикрыться, однако удары возобновились и следовали один за другим, а потом она перестала понимать, где находится.

Тереза очнулась вся в крови, но уже без повязки на глазах. Осмотревшись, она узнала скрипторий; стражник, глупо ухмыляясь, не сводил с нее глаз. Руки ей освободили, зато ноги сковали цепью. Спина горела, однако больше всего ее беспокоила нагота, и она старалась натянуть на себя остатки рваного плаща. Стражник, не отводя взгляда, сплюнул. В этот момент вошел Хоос Ларссон и склонился над ней. Лицо его выражало глубокое презрение, будто между ними никогда ничего не было.

– От побоев ты стала еще краше, – прошептал он ей на ухо, лизнув мочку.

Тереза плюнула ему в лицо, а он, не желая оставаться в долгу, отвесил ей пощечину, от чего щека сразу стала пунцовой.

– Ну же, будь паинькой, – вновь заговорил Хоос. – Разве ты не помнишь, как нам было хорошо?

Тереза опять почувствовала на коже его липкий язык. Затем он связал ей руки, всунул кляп и прошептал:

– Говорят, ты украла пергамент, это правда? – и улыбнулся. – Вот как бывает: несколько месяцев назад мне пришлось пырнуть твоего отца, чтобы добыть документ, а теперь являешься ты и запросто его уносишь.

Тереза дернулась, будто укушенная змеей, но Хоос продолжал посмеиваться и делать вид, будто ласкает ее.

–Говорят, тебя даже судить не будут, – сообщил он. – Видно, ты здорово им насолила, уже эшафот готовят.

Дверь приоткрылась, и Хоос немедленно отпрянул. В скрипторий вошли Алкуин, Уилфред и Дрого – missus dominicus.

Увидев Хооса, граф удивился.

– Хотелось попрощаться… – стал оправдываться Хоос. – Мы с ней…

Алкуин объяснил, что молодые люди состояли в греховной связи. Уилфред кивнул и велел Хоосу удалиться. Затем дал команду собакам, и те приблизились к Терезе.

– Во имя Господа Бога и сына его Иисуса Христа в последний раз призываю тебя открыть, где находится документ. Мы знаем, что тебе известно его значение, и если ты сознаешься, наше милосердие поможет тебе избежать мучений, но если будешь упорствовать, твое тело станет жертвой огненной бури, – пригрозил граф.

Ему показалось, Тереза хочет что-то сказать, и он попросил вынуть кляп, однако Алкуин воспротивился.

– Если бы она хотела, то уже созналась бы, – и монах показал исполосованную спину девушки. – Подождем, пока огонь начнет лизать ей ноги, тогда и посмотрим, хватит ли у нее разума заговорить.

Дрого согласно кивнул. Алкуин рассказал ему о произошедшем, и они решили отправить девушку на костер после ужина и вечерни. Затем все вышли, наказав стражнику никого к Терезе не подпускать.

Исам узнал о случившемся от Ургинды – похожей на бочку кухарки, которая сблизилась с Грацем, когда тот помогал ей на кухне. Кроме еды для судовой команды, женщина вручила Исаму тыквенный пирог для Граца и сообщила, что казнь состоится в крепости, а не в городе, поскольку, по мнению Алкуина, местные жители не поймут, как можно казнить девушку, воскресшую несколько дней назад.

– Я спряталась за занавеску и все слышала, – похвасталась кухарка и добавила к пирогу еще яблоко. – Правда, я тоже не понимаю, как после произошедшего с ней чуда она могла превратиться в ведьму? Мне эта девушка нравится, хотя я, конечно, кроме разных кушаний ни в чем не разбираюсь. Попробуйте-ка пирог. – И она рассмеялась, очень довольная собой.

Исам откусил и нашел лакомство черствым и безвкусным. Он заплатил за провизию, прикинул, который час, и помолился, чтобы задуманное удалось ему лучше, чем кухарке – пирог.

Оставив продукты в кладовой, Исам направился к башне, где, по словам Ургинды, должны были сжечь девушку. Это внушительное каменное строение возвышалось на скале на самом верху крепости, то есть являлось ее последним оплотом. Оттуда были видны не только Вюрцбург, но и подходы к нему, и долина Майна, и ущелья между скалами. Уже у подножия Исам обнаружил, что годы и небрежное содержание сделали свое дело – верхнюю часть башни пришлось подпереть огромным стволом, который другим концом упирался в стену.