Скрепы нового мира - [91]

— Ты слышишь? — вдруг прервала повисшую паузу Саша. — Музыка!

Я покрутил по сторонам головой, и верно, разобрал медные такты, доносящиеся откуда-то со стороны ратуши.

— Давай посмотрим? — нетерпеливо заерзала по стулу Саша.

Еще бы! Она отчаянно скучает, да и мне, признаться, тоже интересно. Месяц назад, на неожиданный в горном краю праздник рыбака, местные устроили качественный перфоманс – что-то типа костюмированной монстрации с чучелами рыб на палках. Саша тогда была слишком слаба для выхода на улицу, поэтому ее не взяли, и она две недели дулась на меня, врача и сиделок.

— Сейчас отдохнешь и пойдем, — легко согласился я.

— Ох, как же далеко мы сегодня забрались!

Я улыбнулся скрытому подтексту: последнее время жена полюбила кататься у меня на руках. Мне не в тягость, сейчас в Саше весу как в подростке, немногим более двух пудов. Ношу прямо со стулом, лишний раз тревожить грудь все еще крайне не рекомендуется, тем более, так проще, удобнее и, кажется, приличнее. А что прохожие оборачиваются, так это их личные проблемы – Дойчланд, во многом благодаря нашему "обратному палу", все еще совершенно свободная демократическая страна.

— Держись крепче, — предупредил я.

— Под ноги смотри! — ухватилась за край сиденья Саша.

— Поехали!

Добраться до ратуши быстрым шагом – совсем несложная задача. Можно сказать, мы даже не опоздали, самое интересное еще не началось.

Прямо в центре площади высилась примерно на два моих роста какая-то заботливо укрытая белым полотном штуковина. Вокруг нее, в парадном строю, выстроилось несколько десятков полицейских чинов, мэр, чиновники и почетные граждане. За их спинами – поблескивали трубы местного оркестра, а вокруг, от края до края, густо толпились горожане. Чего-то ждут, а заодно – слушают речь про патриотизм, верность долгу, мужество, отвагу, и прочие непреложные ценности развитого европейского государства.

— Памятник поставили, — донес я до Саши обрывки услышанных фраз.

— Бисмарку?

— А кому же еще?!

Не виноват я, что бронзовый, гранитный или гипсовый Бисмарк в Германском рейхе едва не дотягивает до Ленина во времена СССР. Стоит, сидит, бежит, лежит – во всех мыслимых позах и перед каждым вторым сараем.

— Смотри, вроде покрывало снимать собрались!

И верно, под частый барабанный стук холстина поползла вниз…

— Wahnsinn! — опередила меня Саша.

На бронзовом осколке стены стоял, чуть наклонившись веред, бронзовый же полицейский. Широкоплечий, при полном параде, то есть в форме и шлеме, он одной рукой придерживался за стилизованный флагшток, вторую – выбросил кулаком вверх. Мужественное лицо как будто спрашивало: "а что ты сделал для разгрома нацизма?!"

— Лейтенант Клюгхейм! — узнал я лицо.

Надо же было мне три месяца назад, на крыше ратуши, попасть под объектив фотоаппарата! Да не простого обывателя, а самого Джонса Гаррета.[247] Фото, надо заметить, получилось весьма так себе, силуэт с минимумом деталей на фоне заходящего солнца, однако авторитет популярного журналиста сделал свое дело. Кадр просочился на страницы газет, а чуть позже – попался на глаза политиканам. Собирающим силы для отпора "походу на Берлин" Брюнингу и Гренеру позарез требовался символ – героически погибший "лейтенант под республиканским флагом" идеально подошел на эту роль.

— Он был без шлема, — проворчал я.

— А ты откуда знаешь? — как-то очень подозрительно насторожилась Саша.

— Тут полгорода его без шлема на стене видело, — я кивнул головой в сторону ратуши. — Хотя я скульптора понимаю. Так, то есть со шлемом, сразу понятно – полицейский подвиг совершил, а не какой-нибудь левый проходимец вылез.

— "Гитлер капут" тоже полицейский кричал?

— Наверное, — как можно более беззаботно пожал плечами я. — Хотя мне кажется, лейтенант вопил про что-то совсем иное, да только зеваки неверно разобрали слова.

— И Мерседес наш сам собой в ратушу залетел?

— Лейтенант попросил прокатиться, — с легкой совестью повторил я вошедшую в полицейские протоколы историю. — Не мог же я отказать представителю законной власти в помощи?

— И чек на сотню тысяч ты вдове лейтенанта выписал за разбитую машину?

— Ты же сама все знаешь, — в попытке сменить тему я склонился к Сашиным губам для коварного, совсем недружеского поцелуя. — История с подвигом лейтенанта сильно на меня подействовала. Настолько, что я тогда не удержался, и все же сделал предложение одному важному господину… да-да, тому самому, который из Кельна.

— Ох, Хорст, лучше признайся, сколько миллионов ты ему пожертвовал на создание новой парти!

— Если без продыху копить, кубышка треснет, — невинно пожал плечами я. — Последний нырок Доу вниз, впрочем как и быстрый отскок, позволили нашему Quantum Fund заработать неприлично много. С таким капиталом без политической крыши работать уже нельзя, да и в рамках биржи нам стало тесно… а политику Брюнинга по сокращению расходов, если смотреть на нее с позиции макроэкономики XXI  века, назвать иначе как безумием язык не повернется.

— Dummkopf! Канцлер голод![248] Да его программа и без знаний будущего неадекватна, — возмутилась Саша. — Зарплаты срезал. Пенсии срезал. Пособия по безработице – и те срезал. Как специально избирателей в объятья коммунистов да нацистов загнал!