Скрепим контракт поцелуем? - [4]

— Ты вовремя, — встретила ее мать. — Побыстрее переодевайся.

— Побыстрее? Выпивка только в шесть!

— Но мы же не хотим опоздать?

Лори покачала головой и усмехнулась. Отец, который не пил ничего, кроме воды, всегда называл ее мать Миссис Ветер-в-Голове, хотя и с глубокой нежностью. Обе дамы Майклсон тосковали по нему, но четыре года после его смерти — долгий срок, и воспоминания давно утратили свою остроту.

У них был громадный дом, в котором находилось больше кладовок и шкафов, чем одежды. Отец старался тщательно осуществлять все платежи за дом, но получилось так, что на день его кончины была внесена лишь половинная плата. Своим жене и дочери мистер Майклсон не оставил ничего, кроме собственной страховки.

Этого было достаточно, чтобы их прокормить, но мать не могла забыть дни, когда она вращалась в высшем обществе и тратила деньги, как если бы унаследовала Ланкастерское герцогство. Так что на образование и одежду Лори средств не было. Золушка, но без доброй феи, она оплачивала большинство счетов, выполняя разнообразные работы, а ее мать платила по закладной за дом из страхового фонда.

Лори никогда не жалела себя. Со школьных лет она рыскала в поисках работы — с частичной занятостью, на летние каникулы, сидела с детьми, а случалось, и подрабатывала моделью в местном магазинчике. Все это вместе со стипендией поддерживало ее все три года в колледже, точнее, три года и четыре месяца, в стремлении получить листок бумаги, удостоверяющий ее образование, или — Прекрасного принца, или и то и другое. Если, конечно, Прекрасные принцы еще водятся на свете.

В ее шкафу висели два платья. Одно, обыкновенное черное, было ей узковато в бедрах. Другое — гладко-коричневое с глубоким вырезом — было, пожалуй, слишком модным, чтобы она чувствовала себя в нем комфортно среди консервативных жителей южного Теннесси. Лори мысленно подкинула монетку. Выпало черное. В него можно было влезть, либо не надевая комбинацию, либо распоров швы. Она осторожно оделась и причесала волосы.

Это было проще. Двадцать взмахов щеткой — и ее кудри превратились в тугие локоны, которые мог растрепать разве что тропический шторм.

— Готова, дорогая? — Мать ждала ее в гостиной с обычным напитком в одной руке и большим конвертом с печатями в другой.

— Да, но у нас еще час. — Лори рухнула в старое мягкое кресло и посмотрела на часы. — Что это за конверт?

— О, ничего важного.

Впервые Лори видела, как ее мать покраснела. Странно, подумала она.

— Что-то из банка, дорогая. Они шлют мне эти штуки каждый месяц.

— Но ты не собираешься ничего покупать?

— Нет. Встань-ка там у окна, — вдруг приказала мать.

Утомленная бешеной дневной деятельностью, Лори медленно поднялась.

— Моя дорогая, ты не можешь ехать в этом платье!

— Могу или не могу, это все, что у меня есть, — сказала Лори.

— Но оно же насквозь просвечивает. По крайней мере, надень что-нибудь вниз.

— Невозможно, мама. Нет места для меня и «чего-нибудь вниз». А другое платье слишком открыто наверху. Так что либо это, либо я остаюсь дома. Ты могла бы пойти и без меня. А я бы отдохнула. — Впервые за долгие годы Лори была на пределе, ей так не хотелось вскакивать и еще куда-то нестись.

Мать поволновалась и сдалась.

— Нет, я не могу без тебя. Начнут болтать. Будем надеяться, что тебе не придется стоять против света, моя любовь. Господи, трудности, трудности. Не знаю, как с ними справиться. Полагаю, мне надо вздремнуть.

Лори опять расположилась в кресле, глядя, как ее мать выходит из комнаты. Она состарилась, сказала себе девушка. Я должна быть снисходительнее. Отец приучил мать быть леди, светской дамой, южанкой, и ничего другого она не умеет.

— Что мне нужно на самом деле, — пробормотала Лори, — так это оставить светское общество и найти друзей, которые будут принимать меня такой, какая я есть. Подумать только, что бы сказала об этом мама.

* * *

Дамы Майклсон прибыли около шести. Машина Лори, пыхтя, вползла вверх по склону к площадке для гольфа. Около дюжины машин уже стояло возле клуба.

— Больше, чем на прошлой встрече, — отметила миссис Майклсон. — Пожалуй, что-то есть в этом предпринимательстве. Надо, чтобы была солидная верхушка общества, и город подтянется к ней.

— О, мама, три четверти населения города — шахтеры. Ты полагаешь, они присоединятся?

— Чепуха, девочка. Где ты набралась подобных идей? Шахтерские жены — в загородном клубе? Абсурд.

— Демократия, — поправила Лори. — Если бы из этого можно было извлечь пользу, никто бы не возражал. Разве во время второй мировой войны все женщины не вступили в клуб и не были приняты с радостью?

— Это совсем другое дело, дорогая, и было ужасно давно. Подумать только, я была тогда совсем девочкой. Ну, хватит об этом. Я вижу, там полно народу. Давай войдем.

Ведомая как на поводке, Лори Майклсон последовала за матерью внутрь сооружения, напоминавшего имбирный пряник и служившего жителям Грандела дольше, чем многие из них могли припомнить. Во времена депрессии восьмидесятых конференц-зал использовался для игры в баскетбол. Со сводчатой крыши свисали потрепанные флаги. На узком помосте, заменявшем кафедру, были установлены столы, где могли покрасоваться главные действующие лица.