Скованные намертво - [19]

— Весь дом взорву. Вы у меня поплатитесь. А то моду взяли — на демонстрации ходить! Власть им не нравится! Мыслекрады хреновы!

При чем тут демонстрации, Аверин уточнять не стал. Чужая душа, барахтающаяся в пучине шизофрении, потемки.

Он начинал привыкать к московским пробкам. Егорыч действительно кудесник — «жигуль» бегал хоть и натужно, но вполне прилично.

Как всегда, рабочий день начал с перелистывания сводок. В Екатеринбурге по кабинету РУОПа долбанули из армейского гранатомета «муха». Это был знак предупреждения — мол, нечего сильно усердствовать в исполнении служебных обязанностей, граната может влететь и в кабинет, полный народу. Тогда не обижайтесь — мы же предупреждали. Столица Урала ныне — горячая точка. Оплот нового бандитизма. Регион, не признающий старых воровских авторитетов. Шпана, киллеры, афганцы и еще незнамо кто — все в авторитете, все вооружены, все без тормозов. Все готовы за деньги порвать горло кому угодно. А деньги там крутятся большие. Идет дележ уральских самоцветов. Однажды война закончится, и выяснится, кто из отморозков, заказчиков наемных убийств, подонков станет владельцем львиной доли предприятий по добыче и обработке драгкамней. Не далее как позавчера по телевизору показывали заместителя главы администрации Свердловской области — тот с комсомольским энтузиазмом вещал, как им удалось отстоять идею приватизации предприятий по драгкамням. Так держать! Мафия на марше! А неделю назад первый в России «Роллс-Ройс» за полмиллиона зеленых — приобрел двадцатитрехлетний сопляк из Екатеринбурга, из бандитов, держащих руку на самоцветах. Этот факт прошел по всем телепрограммам чуть ли не как свидетельство очередной победы рыночных отношений.

— Не дорого? — спросил телерепортер счастливого покупателя «Ролле-Рейса».

— Не дороже денег. Что такое полмиллиона долларов? Всего-навсего горсть изумрудов.

В истории не так много людей мерили драгоценные камни горстями. Аверин мог припомнить только князя Потемкина.

Идет перекраивание собственности, накопленной Россией за столетия. Идет перекраивание моральных ценностей, перекраивание душ, судеб. Перекраивание всего. Великий портной не устает работать ножницами, притом режет по живому.

Аверина вызвал Ремизов.

— Справку по предложениям в новый Уголовный кодекс. И в Верховный Совет по мерам, необходимым для предотвращения и раскрытия наемных убийств, — велел он. — И слезу выжми побольше. Страху напусти.

— А толк?

— Фонды, должности, личный состав. Мы задохнемся в этих проблемах, если что-то не предпринять.

— У них сейчас другие заботы, — отмахнулся Аверин. — Они друг с другом счеты сводят.

— А вот это не наше дело. Паны пусть дерутся. Нам нужно, чтобы наши чубы уцелели. От нас слишком много зависит в России, чтобы нас выбили из седла в связи с властными разборами. Я не прав?

— Правы.

— То-то. Как у тебя по «Жильцам»?

— Выявили исполнителей.

— Реализовывать когда будешь?

— В ближайшее время.

Аверин провозился с бумагой до вечера. Он не любил писать справки, но в последнее время все лучше и лучше овладевал этим жанром. Он умел играть на нервах и эмоциях тех, кто их читает, создавать напряг, как автор детективного жанра. И часто достигал желаемого эффекта.

Ближе к вечеру он начал испытывать беспокойство. Он еще с утра решился на этот шаг. Знал, что тяжело. Волновался, как мальчишка. Поэтому твердо решил — как стрелки подползут к пяти часам, снять телефонную трубку и набрать номер.

К пяти часам он как раз закончил допечатывать восьмистраничную справку, являвшуюся своеобразным шедевром бюрократического искусства. Она вопила: если не принять меры по укреплению данной линии как в кадровом и техническом отношении, так и с точки зрения соответствующих нормативно-правовых актов, будущее страны неопределенно и плачевно. Пока есть еще время принять меры — смотри по списку, — но завтра уже будет поздно. Все, жирная точка!

— Мне сейчас прослезиться или когда ты уйдешь? — усмехнулся Ремизов, ознакомившись с творением. — Круто сработано. Молодец.

— Премию бы за усердие.

— Обойдешься.

Вернувшись к себе, Аверин сел у телефона. В помещении он находился один. Сотрудники разъехались по всей стране, так что кабинет остался в его распоряжении.

Аверин всегда нравился женщинам. Их тянуло к нему, как бабочек на свет, хотя он не прилагал никогда к этому особых усилий. Лицо у него не особенно привлекательное — широкое, такое называют пачкой. И вообще — весь квадратный, мощный, как бульдозер. Но было в нем нечто, какая-то сила, которую женщины чувствовали. Это инстинкт — женщин тянет к сильным мужчинам.

Аверин всю жизнь влюблялся, терял голову — естественно, не слишком серьезно. Потом отходил от предмета своего увлечения. Былые связи тащились за ним, как шлейф за кометой. Время от времени он встречался с прошлыми объектами обожания. Некоторые из дам, правда, немногие, рассчитывали на возможные брачные узы, но тут он четко ощущал границу. Другие чего-то требовали, в чем-то упрекали. Никого из них он не мог отшить — всегда в общении оставался предельно мягким, особенно с женщинами. Будучи человеком сильным — и физически, и в волевом отношении, привыкнув преодолевать себя и обстоятельства, он боялся поранить окружающих, всегда при возможности старался уступить и не задеть человека, но порой получалось, что именно этим ранил людей. Запутанные отношения со слабым полом сильно действовали на нервы. Он понимал, что так жить нельзя. Что надо учиться порывать с людьми. Клялся завязать с таким образом жизни, но однажды находил очередную пассию и терял голову. Но такого чувства, как Маргарита — та самая «гимназистка» из экспертного отдела, не вызывал у него никто. В ней было нечто, убивающее наповал.