«Скорпион» нападает первым [= Тень скорпиона] - [20]

— Сколько нас? — не чуя опасности, спросил Костя.

— С тобой двое… и водила.

Пересыпанная «феней» лексика рыжего парня немного смущала Костю, однако сейчас на тюремном жаргоне изъясняются даже те, кто и близко там не бывал. И Костя успокоился. Они обошли автовокзал и оказались на стоянке транспорта.

— Вот на этой поедем, — рыжий ткнул пальцем в темный «БМВ». При свете ртутных светильников трудно было разобрать, какого цвета машина. Косте показалось — синяя.

— Садись, — услужливо распахнул рыжий дверь перед Костей, — смелее, земляк. Не тушуйся, за все заплачено.

— Не платили же еще? — удивился Костя.

— Ну ты даешь! — оскалился рыжий. — Это же мулька такая. — Он уселся рядом с Костей, бросил водителю: — Поехали, шеф.

В салоне пахло какой-то кислятиной.

— Можно, я окно открою? — сказал Костя, обращаясь к водителю.

— Открывай, конечно, — встрял рыжий, — и кури, если хочешь.

— Я не курю, — пояснил Костя.

— Молодец. Это ты правильно, курить — здоровью вредить.

Водитель откровенно фыркнул, но вновь промолчал.

— А хочешь, анекдот расскажу, — не унимался рыжий, — клевый такой анекдотец. Когда я чалился в СИЗО, у нас там один псих был, старичок, его потом в дурильник отправили. Так он этот анекдот каждый день рассказывал, как молитву, перед жратвой. Поэтому я и запомнил.

— А других не знаешь? — неожиданно спросил водитель.

— Вот уж нет. Я их не запоминаю. А этот запомнил. Еще б не запомнить, он его дней десять рассказывал, да по три раза на дню. С ума сойти можно было. Вот, слушайте. Посадили раз… Нет, не то. Сейчас… Ага… Сидят в тюряге… Постой… Как же там…

— Мало он, видать, рассказывал, раз ты толком запомнить не смог.

— Погоди погоди… А, вот! Прикандёхала в тюрягу комиссия с проверкой. Ходят по камерам, спрашивают, кто за что парится. А это тюрьма не простая, а звериная была.

— Зоопарк, что ли? — спросил водитель с насмешкой.

— Вроде. Так вот. Ходят они, спрашивают… Медведя спросили, тот говорит: бандитизм, 77-я. Лиса — за проституцию…

— В нашем законодательстве нет статьи за проституцию, — вновь перебил рыжего водитель.

— Ничего себе! А как же тогда… Точно знаешь?

— Точно, точно — давай дальше.

— Заяц, значит, на карманной тяге попался, а в одной камере цыпленок сидит. Его спрашивают, а ты, пернатый, за что? А я, отвечает, политический, пионера в жопу клюнул. Сто шестнадцать — пополам!

— Ну?!

— Дальше, — потребовал водитель.

— Дальше еще не сочинили.

— И это все?

— Ага.

— Этому твоему анекдоту лет сто, его еще при Берии рассказывали.

— При каком Берии?

— Был один такой… Во времена Сталина.

— Не знаю, не слыхал. Так вот. Этот старичок твердит и твердит. Мы-то все привыкли, а имелся в камере один хохол, он косил на то, что бабу свою по нечаянности кокнул, а на самом деле громила, душегуб… Где-то, не то в Мелитополе, не то в Полтаве, людей резал и… Забыл, что он с трупами делал. Так вот. Хохол слушал-слушал, а однажды бросился на старичка, загнал его под шконку, орет: «Я тэбе зараз, как твойого пионэра…» Мы потом ржали целый день.

— Интересная история, — прокомментировал шофер. — Ты, видать, мужик, горя хапнул.

— Не без того, — гордо ответил рыжий. — Тебя, парень, как звать? — толкнул он Костю. Тот нехотя ответил.

— А меня — Вован. Ты чего в Москву попер?

— По делам, — односложно ответил Костя.

— А по утряне никак нельзя было?

— Чего ты к парню привязался, видишь, ему не до тебя. Пускай кемарит. А ты лучше трёкай дальше. Про тюрягу расскажи, про блатные обычаи…

— Эй, парень, ты что, задремал?

Костя тряхнул головой, сбрасывая наваждение, но снова бессильно уронил ее вниз.

— Оставь, — услышал сквозь сон. Эти слова произнес водитель. — Пускай спит. Так даже еще лучше.

— Но ты же приказал непрерывно разговаривать?

— Кончай придуриваться.

«О чем это они? — никак не мог сообразить сквозь сон Костя. — Что значит — «приказал непрерывно разговаривать»? Чепуха какая-то».

Он с усилием поднял голову и взглянул вперед. Свет фар на мгновение высветил табличку «Пос. Тимирязевский». Костя хорошо знал это место. Одно лето вместе со школой они работали здесь на уборке ранних овощей. Но Тимирязевский стоит вовсе не на московской трассе, а в стороне, на кольцевой автодороге, которая ведет назад в город. Неужели свернули, пока он дремал?

— Куда это мы едем? — спросил Костя водителя.

— Куда, куда, — вместо водителя отозвался рыжий. — В Москву, браток, в Москву. Разгонять тоску…

— Чего ты мне уши трешь? — Костя решил разговаривать с рыжим на его же языке. — Тимирязево вон проезжали, дальше будет Масленкино, а там почти город. Пригородный район «Островок». Вы вообще кто такие?

— Мы-то? — переспросил водитель. — Обыкновенные ребята… А вот ты сам кто?

— Да-да, кто ты такой? — не предвещавшим ничего хорошего голосом произнес рыжий. — Я, понимаешь, ему анекдоты травлю, развлекаю всю дорогу, а он, бляха-муха, ноль внимания. Гляди, какой культурный. Анекдоты мои ему не нравятся.

— В таком случае мочи его, Вован, — потребовал водитель.

Костя не стал дожидаться, пока его «будут мочить», сунул руку за пазуху за пистолетом и одновременно бросился ничком на сиденье, упершись головой в ноги рыжего.

— Выруби его! — кричал водитель. — Чего ты копаешься?!