Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности - [97]
— Ты понимаешь, Виктор, — перешел на «ты» Антон, глядя, как увлеченно кабинетный ученый комплектует «набор выживания». — Оно все нам совершенно не нужно. Если выйдем и сразу попадем в портал, на «Валгалле» нам ничего не потребуется. Если нет и обратного хода не будет — сильно ли это нам поможет?
— Если выйдем в чужой, но более-менее человеческий мир — сильно. Ты в горы когда-нибудь ходил? Видел я таких орлов, что в легком свитере намеревались сбегать до седловины Эльбруса и к обеду вернуться. Пока солнышко светит…
Продолжать он не стал. Сам когда-то был похожим дураком. Занятия серьезным альпинизмом, а потом Антарктида его многому научили.
— Так пошли, что ли? — не стал спорить Антон, забрасывая на плечи лямки рюкзака. — Вы там у себя тоже соображаете. Я и то удивился, как Игорь в двадцать четвертом году лихо освоился.
— Пошли, — кивнул Скуратов. Время разговоров закончилось.
У самой двери парадного подъезда, могущего вывести в старую Москву или никуда, они приостановились. Не по себе было обоим. С одной стороны — надежда, с другой — тяжелое разочарование, если перед ними только макет. Тогда не останется ничего другого, как вступить в сложный конфликт с Замком, без гарантированного результата.
— Открываем? — в последний раз спросил Антон, будто ему требовалась особая скуратовская санкция.
— Открывай.
Пока они собирались, ноутбук, естественно, был закрыт, и Воронцов не мог наблюдать за их подготовкой. А то бы сказал еще что-нибудь едкое. Или — полезное.
На самом пороге нижнего мраморного вестибюля, где полагалось бы стоять бородатому швейцару, Антон откинул крышку и снова увидел друга-оппонента.
— Дмитрий, держишь наш канал? — Антон обратился к Воронцову, смотревшему на него с экрана теперь уже без прежней иронии.
«Чтобы не пугать мерой чрезмерного риска», — не слишком стилистически правильно подумал Виктор, но по факту верно. Он отлично заметил разницу в характерах своих новых знакомых.
— Держим, держим — давай!
Антон повернул красивую бронзовую ручку выходящей на какую-то улицу какого-то времени двери. Стоящий в шаге позади него Скуратов профессионально понимал, что самое лучшее — относиться к случившемуся философически. Тут же пришел на память отрывок из любимого Сократа. Но взведенный пистолет он не опустил. Стендовая стрельба тоже многому учит. Полетит тарелочка, не полетит — это ее дело, но уж если полетит…
Улица была точно Никитской, только без памятника Тимирязеву на стрелке Тверского бульвара, поставленного гораздо позже и в другой реальности. О чем, конечно, Скуратов не подозревал. Остальное — раз в раз. Ему даже уходить не захотелось. Лучше бы — постоять на месте и посмотреть. Все-таки в стопятидесятилетней давности оказался.
Воздух морозный, вроде бы чистый, без малейших технологических запахов. Еще бы — на всю нынешнюю Москву едва ли имеется больше полусотни автомобилей. В его Москве технические средства с двигателями внутреннего сгорания в центр города тоже допускались ограниченно, но тем не менее… Атмосфера — она подвижна и за сто километров любую молекулу донесет.
Зато здесь отчетливо пахло угольным и дровяным дымом из домашних печей особняков и кочегарок центрального отопления растущих, как грибы, многоэтажных доходных домов. И еще — конским навозом. Кое-какие меры против загрязнения улиц властями принимались, и зима все же, а летом амбре тут наверняка висит тяжелое. Впрочем, многие светила медицины считают, что фитонциды означенного навоза весьма способствуют укреплению здоровья.
«Еще лучше, — подумалось Скуратову, — пойти бы сейчас сначала прямо вперед, потом налево и по бульварам до самого дома. А что там сейчас может быть, кто там живет и как?»
Совершенно ненормальная идея, не от его ума исходящая.
Все его ни с того ни с сего возникшие эмоции заняли от силы пять секунд. Потом он увидел сумрачную тень, скользившую в их сторону вдоль улицы на фоне высоких сугробов, подсвеченных только начавшими входить в моду электрическими лампами. Это могло быть чем угодно, но Виктор ощутил опережающую непонятное явление угрозу. Будто волну инфразвука, движущегося перед фронтом цунами.
И в то же время ему было интересно. Что тут вообще творится, в этом ниоткуда возникшем мире? Нельзя же уйти просто так! Скуратов стремительно, как в свое время Ростокин, перенастраивался на существование в другой реальности. Что неудивительно, если оба они жили в «химере», не подозревая об этом, и вдруг попали в подлинный мир. Насколько подлинный — отдельная тема, а все же сон от яви кое-чем отличается.
— Заснул, что ли? — крикнул Антон. Скуратов повернул голову и в нескольких шагах слева увидел пульсирующую фиолетовую рамку два на три метра, за которой смутно шевелились человеческие фигуры. Тот самый портал… Сейчас шагнем — и все позади…
Только в теле возникла странная, свинцовая тяжесть, как будто он оказался вдруг в кресле набирающей обороты центрифуги. Потянуло сесть прямо на тротуар и опустить голову между колен.
Форзейль схватил Скуратова за полу пиджака, потащил к спасительному проходу. Он был очень силен и тянул академика, несмотря на стремительно нарастающую массу Виктора. Все же не так быстро усиливалась гравитация, чтобы лишить их способности к активным действиям, повалить расслабленными тушами на утоптанный снег.
