Скорбь Тру - [19]

Глава 7

В сотый раз за несколько минут Трумэн взглянул на Джемму. Она прислонилась к дверному косяку с другой стороны, одетая в плотно облегающие джинсы и кремового цвета джемпер. Она улыбнулась Кеннеди, которая сидела в футе от нее в траве и счастливо играла с куклой-принцессой, которую ей купила Джемма. И носила пластиковую тиару, которую тоже ей дала Джемма. У куклы тоже была тиара. Кеннеди приняла подарок и играла с ним все утро. Линкольн спал детском манежике в двух шагах от него. Джемма прикрыла верхнюю часть манежа одеялом, чтобы солнечный лучи прогревали манеж до более высокой температуры. Она заботилась о детях так, что это выглядело просто и легко, в то время как он ставил под сомнение каждую мелочь. Безмятежность этой картины была полной противоположностью хаосу, который был у него пару дней назад ночью, а она сделала это все так просто, кажется, за пару минут. Но если кто и знал, как быстро может поменяться жизнь, то это был Трумэн.

Как сегодня утром.

Сцена в спальне проигрывается перед ним снова и снова. Ее спокойный заинтересованный взгляд. То, как она облизывала губы, как будто хотела снять с него полотенце и попробовать его также сильно, как он хотел поглотить ее. В то время как никто не обмолвился и словом об их столкновении, жар между ними разогрелся до уровня адского пекла. Каждый раз, когда их руки соприкасались, между ними вспыхивали искры, а взгляды тлели. В результате у него была жесткая эрекция всю половину утра. К счастью, Дикси и Бэр не приходили сегодня. Так что не было свидетелей его смешного полустоячего ствола.

— Как-нибудь, — сказала Джемма, возвращая его обратно у разговору. Она рассказывала о своем магазине для принцесс.

Трумэн слушал, как она описывала различия между вечеринками на День рождения в два годика и семь лет, которые, по-видимому, включали прогулку по красной дорожке под прицелом фотокамер и под звуки множества фанфар.

— Мы делаем маникюр и педикюр, прическу и макияж, но это не самая лучшая часть. Лучшая часть — это наблюдать, как дети выбирают себе костюмы без родителей, говорящих, что нужно надеть. Некоторые скромные девочки выбирают кожу и кружева, в то время как задиры предпочитают вычурные платья, — ее глаза горели, и она смотрела мимо него, как будто сцена разворачивалась у нее на глазах. — И в тот момент, когда все собираются вместе, эти девочки вдруг становятся совершенно другими людьми. Это даже лучше, чем наблюдать, как они выбирают одежду, на самом деле. В момент открытия и свободы, когда они понимают, что могут стать кем угодно, если захотят. Я люблю это.

Впервые за долгое время он вспомнил, что это значит — видеть нечто иное. Разум видоизменил темные картинки, теперь его пальцы чесались от желания создать что-то без привычного разочарования, что стало его движущей силой. Джемма была мастером жестов. Когда она говорила о своем магазине, то он представлял себе эту картину. Он представлял себе ленточки желтого, розового и оранжевого цвета с вкраплениями синего и фиолетового цвета для ее волос. Он представил себе и другую картину ее лицо в беспокойных завитках и легких мазках пастели, со смелыми полосами морского и темного тех соблазнительных сияющих глаз. И ее тело? Все те сексуальные изгибы и неприступность могут быть нарисованы, как смешение безупречной красоты и сладкого сопротивления с золотым, бледно зеленым, желтым и ярко розовым.

— Теперь, когда ты знаешь о моих увлечениях, не мог бы ты рассказать мне о своих рисунках?

Он тряхнул головой, чтобы очистить свои мысли.

— Ты их видела. Расскажи мне больше о себе, — он хотел знать о ней все, даже если пока не готов отвечать взаимностью, — почему «Принцесса»?

Она с напускной серьезностью прищурила глаза, но все равно спросила шутливо.

— Почему рисунки?

Он переключил свое внимание на ее машину, чтобы избежать вопроса.

— Ты позволил мне вломиться в свою квартиру на рассвете, но не хочешь говорить со мной о своих рисунках?

Он улыбнулся и снова взглянул на нее.

— Ну, примерно.

Дженна закатила глаза. Она сделал много всего, чтобы подтолкнуть его рассказать о том, что ему нравится. Это дало ему время подумать. По правде говоря, никому еще не удавалось подтолкнуть его к этому разговору, и ему в ней это понравилось. Ему нравилось, что она заинтересована в нем, даже при том, что ему было известно: расскажи он ей все о себе, она немедленно отойдет в сторону.

— Если ты не хочешь говорить мне о своих рисунках, не хочешь делиться сведениями о своей матери, тогда расскажи мне, как так случилось, что за несколько лет, что я живу в Писфул Харбор, ни разу тебя не видела.

Она забросала его вопросами во время завтрака, когда он мыл посуду, и даже когда закладывал белье в стиральную машинку. Она задавала одни и те же вопросы десятью различными способами. Она была невероятно настойчивой.

— Ты часто бываешь в этом конце города? – спросил он, зная ответ. По дороге спуска к мосту находилось не так много мест, за исключением «Whiskey Bro’s».

— Ну, нет. Но ведь ты должен был бывать иногда в городе.

Он сконцентрировался на работе по исправлению вмятины на двери.