Скопин-Шуйский - [37]

Истома пренебрежительно ответил, что он и без гетмана знает свое дело, а князь Андрей Андреевич сказал, что будет, но не сейчас. В глубине души он считал унизительным для себя, родовитого князя, броситься по первому зову Шаховского, чтобы познакомиться и поступить под начало неведомого великого гетмана неведомого царя… Шаховской понял его и отправил к нему чуть не посольство с собственноручным письмом…

Прошло три дня, и князь Телятевский с большой свитой торжественно въехал в Путивль. Шаховской встретил его.

— Где же гетман? — спросил Андрей Андреевич.

— Ждет тебя у меня.

— Добро, — ответил князь Андрей, — повидаемся.

Болотников с непокрытой головой встретил на крыльце князя Телятевского, что сразу покорило вельможного боярина. Он спрыгнул с коня. Болотников спустился с крыльца, низко поклонился и почтительно помог старому князю подняться на ступени. Князю понравилось и почтительное обхождение великого гетмана, и его смелый взгляд, и достоинство его осанки.

«И впрямь гетман, — подумал он, — чтит достоинство боярское, и волосы седые. Добро, с таким можно сговориться…»

За трапезой Болотников понравился ему еще больше. Он с великим уважением слушал мнения и суждения князя, предоставлял ему, по-видимому, полную свободу действий, и потом сразу открыл свой план, изумил и увлек старого опытного воина Телятевского, заставил поверить в себя, и в конце его речи Андрей Андреевич уже весь отдался ему во власть, что и высказал со свойственной ему откровенностью.

— Стар я и опытен в военных делах, — важно сказал он, — но верь, царский гетман, хоть и молод ты, не выйду из власти твоей, и хоть я князь Телятевский, а ты неведомо кто, признаю твое верховенство… Вот рука моя, — и князь встал, протягивая руку…

Встал и Болотников. Глаза его странно засверкали. На щеках вспыхнул яркий румянец… Вся его фигура изобразила величайшее достоинство, даже гордость, и, отступив на шаг и не принимая протянутой руки, он высокомерно ответил:

— Я неведомо кто, князь Телятевский, а ты родовитый боярин? Да? Но я бы мог ответить тебе, что я великий гетман Димитрия, что я его наместник и владыка Руси до его всемилостивейшего прихода… И этого было бы довольно для тебя, княже. Мог бы еще сказать, что, если не хочешь быть под рукою моей, уходи, спасайся, пока не поздно. Не мне искать вас, — с едва заметным пренебрежением добавил он. — Но, князь, — продолжал он странно смягченным голосом, — помню я недолгую ласку твою… Первую мать показала, а вторую ты. Помню это, и ради памяти сего скажу тебе, кто я, неведомый тебе человек.

В голосе Болотникова слышалось неподдельное волнение. На энергичном, суровом лице его отразилась нежность, когда он помянул про мать и недолгую ласку князя. Оба князя с волнением смотрели на царского гетмана, на грозного повелителя царских сил и его наместника на Руси. Болотников помолчал и через несколько мгновений, гордо подняв голову, с презрительной улыбкой на губах произнес:

— Я холоп твой бывший, князь Андрей Андреевич, холоп твой Ивашка Болотников, коего ты пригрел, приласкал, а твой Авдей за то чуть не забил плетьми! Не вспомнил ли, князь? — закончил Болотников, побледневший при одном воспоминании о перенесенном унижении.

Трудно передать впечатление, произведенное его признанием на обоих князей. Оба они, откинувшись на спинку кресел, широко раскрытыми глазами смотрели, не произнося ни слова, на гетмана. Первым опомнился Шаховской. С присущей ему живостью мысли он мгновенно сообразил, что сам царь Димитрий, живущий в Самборе, бит кнутами, так чего же разбирать, кто его гетман, лишь бы дело увенчалось успехом. Лицо Шаховского прояснилось, и он спокойно и с важностью ответил:

— Не все ли равно! Ты теперь царский гетман, и разве сам великий государь Димитрий Иванович не был слугой князя Вишневецкого?

Телятевский глубоко задумался.

— Вспомнил я тебя, Иваша, — вдруг произнес он, подняв голову. — Никто, как Бог. Родился орленок в курятнике и вылетел в поднебесье. Исполать тебе, Иваша… И тогда полюбил я тебя, а теперь еще дороже ты мне… Обними меня, сокол мой!

Растроганный Болотников обнял князя. Потом за чашей доброго вина он рассказал князьям свои похождения, всю жизнь свою, и в заключение просил позволения князя Андрея поехать в его вотчину, расправиться с Авдеем и повидать мать.

Князь только рукой махнул.

— Делай что знаешь, Иваша!

— Когда же поход? — спросил Шаховской.

— Пожди, князь… Я знаю про то, рано, повремени несколько дней, — усмехаясь, ответил Болотников.

Князь пожал плечами, но ничего не ответил. Этот странный человек, бывший холоп, теперь царский вождь, бывший разбойник, теперь мужественный и убежденный борец за права мнимого Димитрия, обладал чудным даром покорять себе волю и сердца людей.

IX

Взяв с собою сотню людей, Болотников на ночь выехал из Путивля в свою родную деревню. Он взял с собою Темрюкова, к которому привязался в эти несколько дней.

Темрюков, бледный, озлобленный, ехал рядом с царским гетманом и в бессильной злобе и бешенстве, не имея под рукой никого, на ком можно бы было сорвать сердце, тыкал кинжалом благородного аргамака, на котором ехал.