Скопец, сын Неба - [11]

- Потому, что там только Бог и ангелы? - догадывается Иоанн, спасая свое пошатнувшееся мировоззрение.

Иисус пытливо всматривается в его лицо и соглашается:

- Можно сказать и так. Мне кажется, Иоанн, на сегодня достаточно разговоров. Тебе не вместить все сразу. Давай спать.

- Конечно, учитель. У меня даже голова заболела.

- Сильно болит?

Юноша не хочет признаваться, что голова у него заболела от недобрых сомнений.

- Не очень.

- Там в суме есть флакон с уксусом. Натри им виски и станет легче.

- Мне уже лучше.

- Тогда ляг и постарайся уснуть. Для тебя это был непростой день. Дай ему закончится. Завтра к тебе вернутся силы.

- Да, учитель.

Он послушно ложится и затихает. Но голова продолжает болеть, к ней прибавляется легкая нервная дрожь. Он слышал, что греки имеют обыкновение рассуждать о своих богах запросто как о старых знакомых, чьи привычки и помыслы давно изучили. Иоанн воспитывался в образцовой фарисейской семье, где подобная вольность приравнивалась к смертному греху. И фарисейское чутье подсказывает ему сейчас, что он только что в сопровождении Иисуса пролетел над черной пастью зверя, который алчет поглотить грешные души. Благочестие юноши столкнулось с его обожанием учителя, и разболевшийся мозг его лихорадочно ищет выхода из возникшего противостояния.

Смена взглядов - не смена белья. Даже частичная их правка сопровождается нервным потрясением, а смена мировоззрения может окончиться безумием. Человек не лжет себе, почти не лжет. Лжет его мозг, лжет сотни раз на дню, отчаянно защищая свое непротиворечивое пространство. Чтобы жить и действовать, сознанию необходима вера в свою правоту. Человек крадет и убивает, предает и подличает, а его сознание всегда находит этому оправдание.

В этом сарае на окраине захолустной деревни под Канной Иоанн переживает то, что через несколько лет в еще более тяжелой форме придется пережить апостолу Павлу. Этот ревностный фарисей будет преследовать первых христиан за отступничество от отеческой веры, за неслыханную дерзость - единородного Сына Божьего. И все это время его сознание будет накапливать в себе мелкие сомнения. Тем яростнее Павел будет гнать вероотступников на истязания и казни, словно делая это с собственными противоречиями. Однажды он отправится из Иерусалима в Дамаск с очередной карательной миссией. Дорога вынуждает к безделью и располагает к размышлениям. Этого хватит, чтобы мозг Павла взорвался. Он ослепнет и начнет галлюцинировать. Физическое зрение вернется к нему с новым душевным мировоззрением. Именно так меняются взгляды. Переоценка ценностей, вообще говоря, не имеет отношения к истине, но душевное потрясение, которое сопровождает ее, делает человека фанатиком новых ценностей. То, что досталось с болью, должно быть настоящим. Невыносимо признать, что ты жил и умирал за фальшивку. Кто раскается на Страшном Суде? Все сражались за правду!

Иоанну, лежащему на сене, кажется, что он слегка занемог, а озноб - от ночной прохлады, но в действительности лихорадит его сознание, а не тело. Его мозг восстанавливает свое непротиворечивое пространство, заново чистит и форматирует себя.

- Учитель, - слабым голосом зовет он. - Учитель.

- Что? - спросонья отзывается Иисус.

- Голова не проходит. Помажь, пожалуйста, мне виски уксусом.

Иисус поднимается, находит флакон в суме и натирает виски юноши. Для Иоанна это не врачебная помощь, а ритуальный акт примирения с самим собой. Ему сразу же становится лучше.

- Постарайся уснуть, - произносит Иисус, отечески погладив его по голове и прикрывая охапкой сена.

Умиротворение нисходит на душу Иоанна, но это грустное умиротворение. В пережитом катарсисе, как называют это состояние греки, он словно чего-то лишился - некой девственности сознания. Отныне его мозг будет слышать только то, что хочет, и пропускать все, что не вмещается в его обновленный формат. Иоанн не ослеп. Он слегка оглох. Он будет слушать речи Иисуса, но уже никогда не станет объективным свидетелем в этом деле. Такой свидетель не просто лжет,- он не сознает своей лжи. Истина – это то, что человек думает. Никакой детектор не уличит его.

Смиренная печаль ложиться на сердце Иоанна. Еще сегодня утром, уйдя из дома, он вовсе не думал, что это так принципиально. Он лишь хотел пойти своей дорогой, но, оказывается, есть лишь одна единственная дорога, и кто не идет по ней, тот мертв. Он может позвать на путь своего брата Иакова. Но его отец никогда не пойдет с ним, а значит, он - фарисей, который ставит свое благочестие и праведность очень высоко, много выше морали бродячего учителя, на деле есть грешник, которому не воскреснуть никогда. Его отец Зеведей не наследует вечную жизнь. Как сказал учитель в Назаретской синагоге, разозлив всех горожан: “Кто не оставит своих близких ради Царства Небесного, тот мертв для Духа Святого. Двое будут на постели, и один возьмется, а другой оставится”. И вот теперь Иоанн стоит перед печальнейшим выбором: погибнуть вместе с отцом или оставить его ради вечной жизни. Какая безжалостная альтернатива!

Иоанн скорбит обо всем смертном человечестве. Если бы он был богат, он раздал бы свое имущество нищим. Если бы у него была власть, он бы вершил справедливость. Если бы у него была слава, он учил бы людей истине. Если бы у него было всемогущество, он спас бы своего отца для Царства Небесного. Потрескивают угли в костре, бросая причудливые блики на стены сарая, сквозь оконце видно черное, затянутое завесой небо, пахнет сеном и дымом. Радуйся во все дни жизни своей, сказал мудрый царь Соломон. Как тут радоваться? Плакать хочется.