Скопец - [115]

Домна смотрела перед собой остекленевшими глазами — такой невидящий взгляд бывает обычно у захваченных врасплох навязчивой мыслью людей. Потом она как бы встрепенулась, глянула по сторонам:

— А вы точно знаете, господа, о чём говорите?

— Про пятьдесят тысяч? — уточнил Шумилов. — Уж не сомневайтесь, собственными глазами видел бумагу и слышал, как её зачитывал нотариус.

Женщина помрачнела, губы её скорбно сжались:

— Вот значит как… Значит, пятьдесят тысяч… Подумать только!

— Интересная новость, правда? — полюбопытствовал Иванов. — Да только вы, Домна Казимировна, как будто бы и не рады?

— А чего же радоваться-то? когда узнаешь, что сродственник твой мошенник и каналья… так и радоваться нечему! Мне-то он сказки рассказывал про то, что денег, дескать, у него нет, хозяин, дескать, жалованье задерживает.

Вдруг, словно осенённая какой-то новой мыслью, она повернулась к Иванову, глянула на него пронзительно, торопливо заговорила:

— Он приезжал третьего дня, совсем неожиданно. Обычно-то он ездил только по воскресеньям, пока хозяин в церкву ходил молиться, а тут посреди недели явился, поздно вечером уже. Говорит, меня на службу молодой племянник хозяина берёт и хочет, чтобы я его в скором времени сопровождал за границу…

— За границу Василий Александрович не собирается, — заметил Шумилов. — Он ещё долго будет в столице сидеть, деньги дядюшки по сусекам собирать. Так что отлучаться ему покуда никак нельзя.

— Да я сама это понимаю, не думайте, что дура, — усмехнулась женщина. — А мне-то Володька говорит, будто, мол, уеду в скором времени, но ты, дескать, не волнуйся, я денег на прожитие оставлю.

Она запнулась и после короткого молчания, продолжила:

— Смотаться, значит, решил, а меня с Настькой бросить. Н-да, хорош гусь, хорош родственничек! А я-то поверила! Вот дура! Ведь знала же, что шельмец, и душа моя всегда к нему не лежала… — она мстительно поджала губы. — Ай пройдоха, ай изверг! Стало быть, себе дорогу в Карлсбад нарисовал, а меня тут бы бросил мыкаться с Настькой, с хлеба на воду перебиваться. Ведь так и живём, лишнего куска не съешь, лишнего полена в печку бросить не моги! — она горестно поднесла платок к глазам и вдруг встрепенулась. — А вам-то чего надобно?

— Скажите, Домна Казимировна, — с официальными нотками в голосе обратился к женщине Иванов. — Владимир Викторович оставил вам на сохранение что-то типа свёртка, пакета или шкатулки?

Домна недоверчиво смотрела на гостей, пытаясь понять, куда они клонят и отчего задают такие вопросы. Сложные, видать, чувства боролись в душе женщины — она страшилась подвоха и одновременно с этим боялась сделать неверный шаг, хотела отомстить хитрому родственнику и сама же этого опасалась. Причём, уже по её молчанию Шумилов понял, что она действительно хранит нечто важное, полученное от Базарова, и задача, таким образом, сводилась лишь к тому, чтобы заставить её выдать тайник.

Наконец Домна, не вынеся мучительной паузы, выдавила из себя:

— Да что случилось-то? Отчего вы спрашиваете?

Агафон покосился на Шумилова, мол, ты видишь то же, что и я? Было ясно, что он истолковал молчание женщины точно так же, как Алексей.

— Ваш родственник украл у покойного хозяина ценные бумаги на очень большую сумму, — без особых церемоний, официальным тоном принялся объяснять Агафон. — Нам известно, что он их продал: часть получил наличными, а под остальные взял расписку или оставил в виде депозита в банке. Вот этот-то документ мы и ищем. Мы знаем, что он у вас, — со стороны сыщика это последняя фраза являлась, конечно, блефом, но ему необходимо было её сказать, — и я категорически не советую вам, Домна Казимировна, покрывать Владимира Викторовича Базарова. Он вор, и ему самое место на каторге. Но вы, если только попробуете обмануть нас, сделаетесь его добровольным помощником. Мы знаем, что воровал он один, но на каторгу пойдёте вы вместе… вы понимаете меня?

Для усиления впечатления несколько слов добавил и Шумилов:

— Зачем же вам отвечать за чужие грехи? Кто напакостил, тот путь и ответит.

— Заметьте, мы явились без соответствующей полицейской команды, — вновь заговорил Иванов, — как раз для того, чтобы дать вам шанс добровольно выдать сданное на сохранение. Если же вы приметесь ломать комедию и утверждать, будто ничего не знаете, то нам не останется ничего другого, как прибегнуть к форменному обыску с соответствующим протокольным оформлением. И тогда уже раскаиваться будет поздно, и обратного пути у вас не останется. Так что — решайтесь прямо сейчас.

— А что будет с Владимиром? — неожиданно спросила Домна. — Ну, ежели документик этот отыщется?

— Выдачей документа вы спасёте от каторги себя, Домна Казимировна, — всё так же веско, как и раньше, ответил Иванов. — А Базарову в любом случае придётся предстать перед судом за кражу. А потом, соответственно, отбыть наказание, судом определённое.

— Вот что, — Домна решительно повернулась к двери, за которой скрылась четверть часа назад полоумная Настя. — Тут есть незадача. Нужные вам документы, скорее всего, в шкатулке, которую Владимир привёз недели две тому назад. Привёз и отдал Насте, сказал: «Возьми, дочка, и сохраняй как зеницу ока. Никому не давай, из рук не выпускай.» А Настя — это ж надо знать! это же больной человек, в смысле головою больной!