Скопец - [110]

— Не спутайте с Конным переулком Петроградской части, — напомнил Шумилову пожилой чиновник, вручивший выписку. — Иногородние часто путают, не смотрят на часть.

— Да-да, я знаю, что таких переулков два, — заверил Шумилов. — Благодарю вас.

Из полученной выписки следовало, что великовозрастная девица жила в указанном месте уже восемь лет. Очень много для жизни в столице! Неужели у Базарова всё же есть своя квартира в городе, просто он хорошо умудрился это скрыть?

Шумилов помчался к себе домой. Там, не мешкая, он облачился в простенький костюм простолюдина: заправленные в сапоги гармошкой плисовые штаны, рубаха — косоворотка, твидовая жилетка с серебряной толстой цепочкой часов, о какой только и может мечтать молодой приказчик, поверх надел длиннополый сюртук. Расчёсанные на пробор волосы сбрызнул дешёвым одеколоном, который госпожа Раухвельд презрительно именовала «клопомором»; парфюмерия эта нарочно для подобных целей была куплена ещё с год назад и с тех пор, невостребованная, пылилась в дальнем уголке туалетного шкафчика. Уже перед выходом из дома положил в карманы кастет и складной нож, так, без ясной цели, на всякий случай.

Алексей придерживался классического полицейского правила, гласившего, что разведку неизвестного места лучше всего производить облачившись в простолюдина. Таковых обычно не запоминают, кроме того, одетый по-простому человек не вызывает насторожённости других людей простого звания.

В начале пятого часа пополудни Алексей Иванович уже стоял подле Ново-Банковского мостика, что на Екатерининском канале, от которого и начинался Конный переулок. На улицах было довольно оживлённо, со стороны Сенной тянулся торговый люд, купцы, приезжие крестьяне из окрестных сёл. Многие заворачивали в трактиры и всевозможные питейные заведения, которые тут располагались не то чтобы на каждом углу, а гораздо чаще. Шумилов двигался в толпе и чувствовал себя невидимкой — до такой степени благодаря своей одежде он сливался с нею.

Район этот почитался среди горожан непрезентабельным, непарадным, разночинным и мастеровым. Здесь лавочки и питейные заведения преимущественно низшего сорта, кишмя кишели подозрительной публикой; доходные дома — клоповники, где редкая семья снимала целую комнату, а в основном практиковалась сдача «углов», стояли населённые выше всяких разумных пределов; на каждом перекрёстке тут стояли панельные проститутки, а в больших квартирах помещались «дома терпимости» — все эти язвы городского быта являлись характерными приметами прилежащих к Сенной площади кварталов. Соответственно низкому социальному статусу и жилье здесь сдавалось недорого, хотя, как и по всему городу, расценки сильно зависели от того, в каком этаже располагалась жилплощадь.

Дом Матвеева по чётной стороне Конного переулка выглядел в общем ряду далеко не худшим. В четыре этажа, с недавно оштукатуренным фасадом, выкрашенный в светло-терракотовый цвет, дом казался даже приличным, если б только не дурная репутация района, где его построили. Шумилов зашёл во двор и без труда отыскал там дворника, который оказался занят тем, что бранился с грузчиками, сгрузившими пожитки новых жильцов с ломовых телег прямо во дворе, загородив тем самым ворота. Кряжистый мужик, краснорожий горлопан с бородой лопатою и начищенной бляхой на старом кожаном фартуке, требовал освободить въезд во двор, поскольку ждал, что ему вот-вот привезут дрова.

Алексей стал в сторонке и принялся наблюдать, чья возьмёт. Грузчиков было двое, зато дворник располагал замечательной бляхой и темпераментом неутомимого театрального декламатора. В итоге он оказался более убедителен, и грузчики принуждены были вытащить мебель из-под арки.

Довольный одержанной победой, дворник оборотился к Шумилову:

— А ты, мил человек, чего тута трёшься?

— Да вот хочу спросить, где тут живёт Анастасия Базарова?

— Анастасия, говоришь… — не без ехидцы в голосе переспросил дворник и демонстративно оглядел Шумилова с головы до ног. — Знаем мы таких, здеся у нас и живёт. Да только на что она тебе? Неужели знакомец?

Что-то в вопросе мужика Алексею не понравилось, какая-то подковырка чувствовалась в нём. Потому Шумилов ответил уклончиво:

— Я с нею незнаком. Но меня просили ей гостинец передать.

— А-а, ну-ну, коли гостинец… — дворник как-то нехорошо осклабился. — В третьем этажу проживает, вон по той лестнице, — он небрежно указал рукой на дверь, ведущею со двора; створки дверей оказались распахнуты и открывали мрачное неосвещенное пространство крошечного пятачка нижней площадки.

Реакция дворника казалось странной, он как будто чего-то не договаривал, и это сбивало Шумилова с толку. Поэтому он не тронулся с места, а задал новый вопрос:

— Одна-то живёт?

Дворник снова оглядел Алексея, уже недоверчиво и явно раздражённо:

— А ты, мил человек, кто таков будешь? Откель причалил? А то непонятно мне, чего это ты здеся вызнаёшь?

— Да новгородский я. Дядья Анастасии, значит, меня просили зайти, гостинец ей передать, платочек шёлковый, да заодно и разузнать, как живёт, как и что там с нею, — Алексей извлёк из кармана кисет с дешёвым табаком, который у него был специально запасён для подобных случаев и являлся таким же элементом «легенды», что и дешёвый одеколон. — Угоститься не желаешь, братец? Хороший самосадец, ядрёный, новогородский! В Питере такого не бывает.