Скользкая рыба детства - [11]
За ними, в глубине, что-то сместилось неявно, какие-то видения мгновенно меняются, нетерпеливые, как бенгальский огонь, но он старается успеть за ними взглядом, чтобы запомнить.
Ничего не получается.
Они растворяются друг в друге, эти странные видения, вспучиваясь бесшумной, обильной пеной, быстро видоизменяясь: формы, цвета, размеры.
Проснулся. Звон в ушах. Запах лекарств, болезни.
Остро чувствует запахи. Потраченного меха, лежалой одежды. Будто он в норе старого крота и где-то рядом спит ласточка.
Понял – так пахнет влажная от пота подушка.
Ночью выла вьюга. Мальчик метался беспокойно, скидывал одеяло. Ему казалось – волки догоняют караван в снежной круговерти. Всё ближе, ближе. Вот сейчас вожак стаи сожмётся серой пружиной, прыгнет на спину отстающему верблюду. Когтями – в горбы, переползёт к горлу, вцепится.
Смертельно.
Мальчик выздоравливает.
Мучительно, пугаясь сильной слабости, пьёт вкусный бульон, клюквенный морс. Проталкивает через больное горло.
Проголодался, но кушать боится. Боль терзает тело, в горле она не прошла совсем.
Самая красивая девочка в классе – умерла.
Слова – «эпидемия», «карантин» – запомнил навсегда.
Борта грузовика откинуты. Яркий ковёр, затейливая восточная пестрота, витиеватые письмена, арабская вязь перетекающих букв, присыпанная ломкой, слюдяной пылью редких снежинок.
Лицо девочки – белым парафином. На ресницы невесомо ложится снежная пыльца, искрится. Не тает. Кажется, она улыбается одними лишь уголками губ, сейчас откроет глаза.
Трудно в это поверить, но ужасно хочется, поэтому невозможно оторвать взгляд.
Напряжённое ожидание – а вдруг…
Отец, военный лётчик. Поперёк маленького гробика дочери, с непокрытой головой.
Серая шинель.
Вскрикнул коротко, срывая голос. Затих, стараясь сдержаться.
Не получилось. Заскулил, тонко, ничего, не видя кроме гроба, кроме дочери.
Он сейчас один в целом мире.
Военный лётчик. Мужчина. Мальчик его не осуждает. Он понял его горе.
Гроб подняли со школьных табуреток, принесённых из столовой. Четверо мужчин, непокрытые головы, в тёмных одеждах, как вороны на снегу.
Красные повязки.
Коричневые, растопыренные ножки табуреток, исчирканные чёрными отметинами многих подошв.
Венки в изножье гроба. Спиной к кабине – отец и мама девочки, в светлой шубке.
Машина медленно тронулась. Поплыла вправо, вниз, вывернула на шоссе. В сторону от посёлка.
Маленькое, кукольное личико в белом орнаменте вспененного тюля слегка повернулось к толпе.
Спящая принцесса.
Страшный крик.
Мама девочки рухнула безвольно. Не успели подхватить. Приподняли.
Снег на рукаве, полах шубы, осыпался.
Умерла?
Замешкались.
Нет – показалось. Обморок.
Отец помогал загрузить носилки. Слёзы на лице.
Увезли на «Скорой».
Сирена долго не утихала, стучалась противно сквозь вату зимней шапки, лезла в уши звуковой волной.
Сидел рядом с гробом. Один. И смотрел, смотрел, не отрываясь в неправдоподобно белое лицо дочери.
Воздух искрится мельчайшими, слюдяными искорками.
Поварихи прильнули к окнам столовой, утирают глаза подолами фартуков. На фоне пара, жарких плит, больших, алюминиевых баков, с коричневыми иероглифами корявой кириллицы, огромных, плюющихся жиром сковородок.
Сами – большие, рыхлые, лица красные, словно фарш в эмалированном тазу. Неопрятно белые туловища в халатах.
Много людей – военные, родители учеников, начальство, педагоги.
Люди зловеще тёмные на белом.
Венки из бумаги, цветного поролона, на каркасе из проволоки. Ленты перекручены, надписи плохо читаются.
Мальчик складывает буквы, пытается понять, что написано, хотя смысл – понятен и так.
Отменили вторую смену. Привели весь класс, проститься. Стояли молча на взгорке, безутешно мёрзли. Оркестр грянул в литавры. Оглушил звоном меди.
Внутри застыли колючие льдинки, и тело от этого могло взорваться в любую минуту, разлететься на тысячи мелких кристалликов.
Мальчик долго не мог согреться, растопить в себе стылый, бесформенный ком. И потом, много позже, что-то мешало это сделать.
Страшно.
Кто-то не выдержал, отрывисто всхлипнул, будто долго не дышал, испугался, что задохнется, и – вскрикнул от напряжения.
Тогда стали плакать ещё, ещё – многие. Теперь уже открыто.
Мама возмущалась вечером, рассказывала отцу:
– Кто это придумал? Взрослым – страшно. А тут – дети!
Мальчик закрывал глаза, ему улыбалась живая девочка. Смотрела пристально.
Он видел её лицо – близко, в пушистом венчике аккуратных косичек тугого плетения, с пробором посередине круглой головы. Красные ленточки, бантики из-за спины. И в свете от окна – отдельные волоски, ореолом.
Только лицо. Она что-то спросила, засмеялась беззвучно, лишь проявились ямочки на щеках.
Смотрел под ноги, краснел. Они сидели за одной партой.
Он долго боялся темноты, одиночества.
Прижимал к груди «Саида». Первая игрушка на его памяти.
Мальчик проснулся. Резкий запах рыбьего жира. Манная каша, чай.
Его плотно укутали в тёплую одежду. Пуховый платок завязали за спиной крест-на-крест. Варежки на резинке через шею, под воротником зимнего пальто.
Неуклюжий. Он стеснялся женского пухового платка.
Вышел на улицу. Долго стоял, привыкал к стеклянному царапанью морозного воздуха. Дышал в серый пух платка, наблюдал, как снаружи волоски становятся белыми, приметными.
Их имена и фамилии переведены с кириллицы на латиницу по правилам транскрипции этой страны. Но уже нет отчества, хотя Отечество, которое рядом, греет душу воспоминаниями и навевает грусть нереальностью возвращения. И когда приходят они к чиновникам, первое, что у них спрашивают, персональный код.Цифры с датой рождения, номером в реестре с ними навсегда, незримой татуировкой на левом запястье.Таковы правила страны, в которой оказались они по разным причинам. Их много, стариков.Дети разъехались в благополучные страны и уже вряд ли вернутся, потому что там родились внуки этих стариков.
Небольшую фирму в Москве преследуют неудачи, долги, неприятности в быту и на работе растут, как снежный ком. Впереди – банкротство. Два гастарбайтера из Риги предпринимают героические усилия, чтобы с честью выйти из непростой ситуации. Но не всё так плохо: «Думайте позитивно»…Замечательный образец почти забытого сегодня жанра «производственного романа».
Роман «Старая ветошь» и повесть «Веничек» объединены общей темой: серая, невзрачная жизнь, череда неприметных дней и заботы о хлебе насущном, однажды прерываются светлым поступком, и тогда человек возвышается над суетой открывается с неожиданной стороны, проявляет лучшие качества.И ещё: если всерьёз думать о любви, обязательно придёшь к Богу.Пожалуй, на сегодня это самая грустная книга Валерий Петкова.
Москва. Машинист метрополитена возвращается домой после смены, как обычный пассажир. В вагоне происходит неожиданная встреча, которая круто изменит жизнь главного героя и многих людей.Читателя ждут головокружительные приключения и неожиданные повороты захватывающего сюжета.
Валерий Петков с мая по июль 1986 года, в качестве заместителя командира роты радиационно-химической разведки работал в Чёрной зоне ЧАЭС.Редкое сочетание достоверности и художественности одновременно можно считать большой удачей автора.Эта книга о первых, самых трагических днях и неделях после катастрофы на Чернобыльской АЭС.О подвиге и предательстве, преступной халатности и благородном самопожертвовании, о верности и вероломстве, о любви и Боге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.