Сколько живёт любовь? - [41]

Она подумала о болтовне Седовой по телефону. Если знала, зачем тренькала всякую ерунду? Покрасоваться хотелось и подёргать службы за ниточки. Это в её стиле. Может, поэтому и про спор заливала… Хотя вряд ли можно отнести ту её болтовню к разряду государственных секретов и разрез державных интересов. Юлия посмотрела на поливальную машину, тихо ползущую по дороге и со старанием обливающую асфальт и успокоилась. Чего собственно затряслась, ведь знала, догадывалась об таком кренделе ещё с войны. Ничего, они крепкая боевая единица переживут и это. Жизнь, как вот эта поливалка, отмоет всё.

— Милый, ты протаранишь все трудности танком, покрошишь и непременно выйдешь победителем. Я знаю, ты превратишь их в пыль.

— Но ведь за это ты меня, солнце моё, и любишь. — Хохоча обнял он её, притянув к себе. — Сделай выводы и забудь, что я тебе сказал. Не наше дело что там у них за новая линия стратегии. Пусть делают всё что считают нужным. Мы вместе, только это и имеет значение. Правда, жаль, что тратят время и силы вместо того, чтоб заниматься действительно важным для страны и нужным делом вот на такую херню. Прости.

А Юлия вдруг принялась хохотать. Уткнувшись ему в грудь она впилась пальцами в китель и тяня их на себя хохотала до слёз. Он погадав и не понимая причины рассмешившей её огляделся, не найдя ничего смешного вокруг, приподняв встряхнул Юлию:

— Ты чего ухохатываешься? Поделись, я тоже с удовольствием посмеюсь.

Она поделилась. На губах её во всё время рассказа играла усмешка.

— Помнишь, мы в войну в один из дней твоего приезда с фронта в Ставку ходили в театр. А по окончании спектакля нам не дали выйти из залы, горящие к тебе любовью и желанием сорвать поцелуй или пуговицу на память, женщины. Настроенные воинственно они лезли напролом, прямо по мне, оттесняя от тебя руками и ногами… Надо сказать жуткая картина.

Он вспомнил тот курьёзный случай и тоже захохотал. Два хохочущих ненормальных в ночи под тусклым фонарём — это смешно. Ситуация была действительно не из простых. Баб подвалило многовато. С цветами и безумными криками они лезли к нему по головам, отталкивая друг друга и вереща. Если б он был один всё б обошлось, но рядом с ним, крепко держась под локоток вжималась от беспокойства и страха в бок его маленькая жёнушка. Разгорячённые дамы работая локтями пробивались всё ближе и ближе к телу. Юлию нагло оттирали, но она стойко держалась. Тогда её просто стали безобразно тащить, деря за волосы и одежду. Он не успел ничего сообразить и прикинуть как лучше и без потерь выбраться из такой не простой ситуации, как Юлия вырвав тянущийся к мужу букет принялась отбиваться им. Размахивая направо и налево она остановила истерику остолбеневших враз баб.

— С ума сошли. Примите холодный душ. — Звенел в хрустале люстр её встревоженный голосок.

Это надо было видеть — маленькая растрёпанная кнопка и на такую толпу. Он опомнившись выхватил из этой обезумевшей пёстрой кучи на руки Юлию и пробивая коридор могучими плечами понёсся на выход и дальше к ожидающей его машине. Водитель заметив преследование отсёк жаждущих дорваться до героя баб. Оторвавшись и чувствуя себя в безопасности принялись осматривая друг у друга потери хохотать. У Юлии была развалена причёска. Ещё бы ей остаться целой после того, как драли кто хотел её волосы. Оторван рукав, отдавлена нога и потерян туфель. Царапины на её лице и руках он просто зализывал.

— Да, милый, дорого мне обходится твоя популярность, — смеялась она купаясь в его смущённых глазах.

Вспомнив всё это они и хохотали вдвоём заставляя оглядываться прохожих. Как хорошо, что позади то чумное время и сейчас они могут спокойно появляться там, где им хочется. Дамский психоз в масштабе страны на Костика прошёл.

Он тоже думал об этом. Конечно, с одной стороны получаешь удовольствие от такого почитания и внимания. Но с другой-то… Всё равно всё это проходит, уходит куда-то. Наверное туда же куда и время. Это нормально, и к этому надо философски относиться. Сегодня оно есть, а завтра головы людей заняты другим и тебя оттеснили. А дома, в семье- именно те, кто ждёт, по настоящему любит и кто никогда не оставит в трудную минуту. Как хорошо, что у него хватило ума не потерять всё это.

Застали в Москве Жукова. Приехал к семье. Его из Одессы в 48- ом перекинули в Свердловск. Встретились в ресторане. Жуков уже был не тот, хорохорился не без того, но трусовато крутил шеей. Рассказал как жил в Одессе. Естественно, никаких он банд там не ловил, а первое время дрожал как заяц, как бы не арестовали самого. Юлия переглянулась с Костей- значит, гуляющие по стране сказки — миф. Народ нарисовал то, чего не было, но очень желал иметь в герое. То же самое было в первые месяца и в Свердловске. Жил в кабинете, обложившись оружием или в охраняемом вагоне, что стоял на путях с пулемётами в каждом окошке.

7 ноября 49 года было тягостное прощание с Северной группой войск. Рутковский прощался с ветеранами 2-ого Белорусского фронта, поражёнными неожиданной новостью. Обошёл строй, пожал руки. Юлия тоже волновалась, помогая одеться ему утром. Впервые Рутковский вышел перед людьми в полной форме маршала Польши. Семья пережила вновь переезд к новому месту его службы. Их ждал в конце дорожки, плутающий по ухоженному парку, небольшой, старый дом на два хода. Им двоим много не надо, но всё равно переезд хлопотное дело. С ними туда не мало отправилось советских офицеров польской национальности. Она подружилась с очень милой женщиной Шурочкой, женой зама Рутковского. Так сложилось, что у неё не было своих детей, и женщины говорили и хлопотали об Аде. Там прошли их с Костей медово — цветочные годы. Правда, ей приходилось часто бывать в Москве, уделяя внимание дочери, тогда Рутковский продержавшись небольшой отрезок времени принимался извещать, что скучает и требовал немедленного её возвращения. За любую задержку сердился. Ада смеясь: — Езжай, а то он пыхтит, как самовар, — отправляла Юлию обратно. Или случалось звонила Шура и условным знаком "Я скучаю" давала ей понять, чтоб возвращалась немедленно. Это означало лишь одно — около Рутковского появилась искательница приключений. Как правило, решившая воспользоваться её отсутствием барышня объявлялась на его пути с кастрюлькой борща, котлетами или разговором. Ассортимент соответствовал моменту. Оставив дочь, Юлия, ломая планы очерёдной охотницы за маршалом, возвращалась. Встречая довольной улыбкой собственника, двухметровый её эталон великолепной мужественности, вулканической силы и нежности с хода вылавливал её и прижимал с такой силой к себе, что ей нечем было дышать. Обрадованный её уступкой и своей победой Костик носил жену на руках. Он был счастлив и оно лилось голубым фонтаном из его бесподобных глаз. Обнимая и беспрерывно целуя требовал поделиться: какое именно его нытьё вернуло её к нему. Юлия смеясь целовалась, но насчёт секрета помалкивала. Наверное, потерять головы от любви в их возрасте это не правильно, но оно было именно так. В первые дни её приезда желающих заглянуть в гости не просматривалось. Все догадывались без подсказки: к Рутковским лучше не ходить. Этот собственник желал владеть женой единолично. Ни женщины за столичными новостями и со своими, ни знакомые не пытались нарушить сложившийся порядок… Она в фартуке в горошек колдовала у плиты, в доме пахло уютом. За прожитую жизнь к уже приобретённым определениям любви прибавилась ещё одна мудрость: любить — это создавать условия, чтобы любимый человек был счастлив. Он вернувшись со службы пораньше бежал с ходу к ней в кухню предлагая помощь. Помогать особенно нечего, Юлия справляется сама. Он шутя ворчит, мол, к хозяйству его не допускают. Своровав чего-нибудь вкусненькое и получив по рукам, отправляется переодеваться. Вернувшись, втягивая ноздрями кулинарный аромат и целуя жену говорит — пахнет праздником. Так и было. Её приезд для него праздник. Не сбавляя с его приходом темпа работы, Юлия улыбаясь слушала его рассказы. Она не спуская с него глаз чистила картошку, нарезала свёклу, лук и морковь. Открыв крышку булькающей кастрюли, ссыпала в неё овощи, размешивала. Костик не удержавшись оторвав её от пола поднял на руки, покружив восторженно выпалил: — Борщ! Юлия погрозив "не балуй" потребовала вернуть её на место. Вернул и тут же начал жаловался, что чувствуя себя одиноким, без неё не мог даже уснуть. Она догадывалась: он скучал, скучал безумно. Не простая обстановка в какую он попал, требовала выговориться, а ни с кем кроме жены он говорить не мог. Жизнь теперь уж точно научила держать язык за зубами. Юлия его понимала. Совсем непросто служилось ему там. Разрушенная страна. Сложная политическая обстановка. А он не политик, он до последней своей клеточки военный. Да и совершенно иное мышление здесь у людей, к этому тоже надо привыкнуть. Страна в которой он родился была для него чужой. С другими порядками и укладом. Ему приходилось заниматься делами далёкими от армейских, он переживал и нервничал. Чтоб там действительно создать более-менее боеготовую армию нужны были кадры. Естественно их не было. Пришлось набирать людей в Союзе и вводить в состав польской армии. Это вызвало протест. Польская оппозиция бунтовала… Внешне спокойный Костя горел от всей этой чехарды. Юлия нужна была ему каждый день под рукой…