Сколько стоит человек. Тетрадь десятая: Под «крылышком» шахты - [2]
На первую свою зарплату я купила пару «солдатских» одеял, пару простынь, пару белья и пестренького ситца — застелить постель. Вскоре я получила место в общежитии — бывшем лагерном бараке из бутового камня с кирпичным полом и без потолка. Но мне все это казалось истинным блаженством!
Я учусь
В шахте наблюдалась большая нехватка грамотных инженерно-технических работников. Было решено подучить наиболее грамотных и способных, чтобы они могли быть горными мастерами.
Направили на учебу и меня.
Нас было 48 «студентов»: 47 мужчин и я. Аудитория находилась в учебном зале горноспасателей. Предметы — очень интересные, преподаватели — опытные и весьма эрудированные специалисты. Я занималась с огромным удовольствием, даже с увлечением, чего никак не скажешь о подавляющем большинстве «студентов».
5 марта 1953 года
Самым знаменательным событием было пятое марта 1953 года — день смерти Сталина. За два или три дня до этого поползли слухи: ОН болен… Об этом боялись говорить даже шепотом. Казалось, что кто-то прочтет их мысли. Боялись слышать о том, что ОН может болеть, а тем более — умереть. Боялись думать — а вдруг кто-нибудь догадается о подобных крамольных… надеждах!
Никогда не проступало более явственно, до чего порабощены люди такой огромной, но распластавшейся перед этим вампиром страны.
Утро 5 марта. Мы в аудитории, но о занятиях и речи нет. Все ходят на цыпочках, не смея взглянуть друг другу в глаза. Свершилось! Сердце тирана перестало биться. Hо все до того утратили способность принимать решения, что без «дирижерской палочки» не смеют реагировать. Староста студентов — командир горноспасателей Будник — как на угольях. Он то растерянно смотрит на «икону» — висящий над кафедрой портрет Сталина в окружении своих «святых»: Берии, Молотова и прочих, то высовывается из окна. Несмотря на мороз, окно настежь открыто. Из него виден город и, прежде всего, здание проектного отдела. Вывесят или не вывесят они траурное знамя? Что прикажут кричать: «ура» или «караул»? Вот по флагштоку проектантов поползло траурное знамя. Будник, как ошпаренный, шарахнулся и заметался. Надо вывесить траурное знамя, украсить крепом все портреты! В соседнем зале, в лаборатории, заголосили в истерике лаборантки.
«Дирижерская палочка» подала команду: все превратились в «убитых горем» идолопоклонников. Отчего-то вспомнились плакальщицы на восточных похоронах. Я не радуюсь. Не чувствую облегчения. Мне противно.
Шальные, нелепые дни! Ходульное горе, «почетные» караулы, массовые демонстрации, шествия, речи, резолюции… До чего же все пропитано ложью и страхом! Что это, ретроспективный страх? Или страх в кредит, авансом? Как может быть у целого народа такая бесхребетная душа?!
Всюду траурные стенды с фотографиями: Берия в почетном карауле, Берия произносит речь, Берия и Молотов в первой паре несут гроб с прахом «великого вождя».
Прошло немного времени, месяц-два или больше, врывается уже не помню кто, срывает портрет Берии из «иконостаса» и швыряет его на пол. Святотатство! Все в ужасе вскакивают. В чем дело?
— Берия — враг народа!
У всех, особенно у молодежи, возник вопрос: если ближайшие сподвижники Сталина оказались негодяями, заслуживающими смерти, то кем же был, в конечном счете, он сам? Кажется, только я одна не видела во всем происшедшем ничего удивительного. То есть я удивлялась, но только тому, что это так поздно замечено, ведь Берия и иже с ним — подлецы. Это же несомненно! Долгие годы я провела в своего рода безвоздушном пространстве, куда не проникают звуки из внешнего мира. Чувствовала я только одно: если нескольких гадов уничтожили, а другие змеи сбросили старую кожу, то клубок змей так им и остался.
На большом стенде с фотографиями похорон Сталина у Берии и впавших в немилость сталинских клевретов кто-то выскоблил лица, и вместо лиц остались белые овалы.
Все чаще повторялись славословия в адрес Маленкова. С его благословения или без, не знаю, но все чаще было слышно: «О, Георгий Максимилианович — это голова!», «Он прирожденный вождь!», «Он гениален!», «У него всеобъемлющий ум!» Растерявшиеся было подхалимы уже нашли, чей сапог лизать.
По инерции
Чтобы оценить пейзаж, надо посмотреть на картину с некоторого расстояния. Чтобы правильно оценить то или иное событие, также нужна известная дистанция. Действовал закон инерции. Пока дух перемен дошел до Норильска, еще долгое время казалось, что все скользит по прежним рельсам.
Характерен в этом отношении рассказ Ильницкого — начальника нашего взрывцеха, ездившего в Москву.
— Что у нас! У нас еще все по-старому. А вот когда я ездил в Москву, то поверьте, не знал, куда глаза девать, куда мне самому деться! Как стали в нашем купе анекдоты рассказывать (и представьте, даже о Сталине), я в ужас пришел! У нас если один из трех собеседников скажет что-нибудь крамольное, то двое других что есть духу бегут доносить. Бегут наперегонки!
Не буду следовать литературным канонам
На производственную тему написано много романов. Авторы их иногда даже талантливые писатели.
Обычно фабула такова. Агрономша или женщина-инженер борется с показухой, зазнайством, малодушием и карьеризмом своего начальника и с равнодушием сотрудников. Она натыкается на непонимание и проистекающие из этого враждебность и равнодушие окружающих. Ее энтузиазм вызывает осуждение. Начальство, и коллеги недовольны ее непреклонной честностью и настырностью. Даже лучшие из них не решаются ее поддержать. К счастью, находится какой-нибудь партийный руководитель — седой, аскетического вида, мудрый и с больным сердцем, который понимает ее стремление. Его вмешательство открывает глаза зазнавшемуся начальству. Идейная молодежь с молодым задором встает в поддержку ее начинаний. Правда торжествует. Ура!
