Сколь это по-немецки - [100]

Обби большую часть времени проводил наверху, свирепо набрасываясь на очередную стену — как еще описать ту ярость, с которой он ляпал по стене краской. Этот приземистый и с виду неуклюжий мужчина уже начал красить по меньшей мере в шести различных местах. Впервые понаблюдав за его работой, Ульрих подумал было, что неряшливость Обби вызовет у Хельмута взрыв гнева. Но, очевидно, Хельмуту было все равно, или же система Обби просто-напросто пленила его своей беспорядочностью. Насколько мог понять Ульрих, Хельмут предоставил Обби у себя в доме полную свободу. Бери и крась. Что Обби и делает. В какой-то момент все эти покрашенные области перекроются друг с другом. Сейчас Обби молча красит прихожую, или коридор, или одну из восьми свободных комнат на втором этаже, или, возможно, трудится на чердаке, или же с маниакальным терпением сосредоточился на оконных карнизах, или на террасе наверху… пока Эгон и Рита (предполагается, что они вместе), как всегда, уединились в своей комнате, чтобы среди дня немного соснуть. Спать днем? Ну да, ведь стоит лето. И они с полным основанием рассматривают свое пребывание здесь как отпуск.

Отпуск, который придаст им новые силы — подготовит их к осени в городе…

Как только Эгон и Рита возвращаются к себе в комнату, чтобы в очередной раз отдохнуть, Обби, любопытство которого к приходам и уходам домочадцев ненасытно, передвигает свою лестницу поближе к гостевой комнате. Затем, сменив кисть на валик, он сосредоточенно накладывает на их дверь дополнительный слой белой краски, возможно, пятый или шестой, ожидая, завороженный белизной двери, не нарушит ли что-либо тишину… Но чего он может ждать? Торопливого резкого стона… или женского голоса, поспешно повторяющего: Да, да, да, с такой настойчивостью, с таким напряжением, что на мгновение он забудет, где находится и что делает. А потом, напоследок, доносится более пронзительный, более истошный звук — невыносимо чуждый для его уха звук, — который он принимает, который от всего сердца привечает. Ну а между — одна тишина.

Новенькая газонокосилка с налипшими на мотор травинками так и стоит там, где ее оставили несколько дней назад, в луже машинного масла, натекшей на цементный пол гаража, рядом с канистрой масла и несколькими галлонами краски, кистями в скипидаре, несколькими рулонами толя, садовыми орудиями и старой металлической садовой мебелью из другого века…

Обби бесстрашно начинает наносить на закрытую дверь гостевой комнаты еще один слой краски.

Запах готовящейся на кухне капусты. Женщину, которая занимается стряпней, каждый день привозит и увозит ее недовольный муж, водитель автофургона. Рекомендованная женой мэра, эта женщина каждый день приезжает со свежими продуктами, яйцами, сыром, маслом, помидорами, огурцами… всем, что нужно для добротной домашней стряпни. Явное предпочтение отдается картошке, капусте и баварским фрикаделькам из печенки с булкой, но никто не жалуется. Хельмут слишком удручен и даже не показывается на кухне. Но каждая трапеза сопровождается бутылкой шампанского. Эгон купил два ящика. Шампанское с капустой? А почему бы и нет?

Пожалуй, я бы вернулась домой, объявляет за обедом Гизела.

Хельмут не отвечает.

В пятницу Хельмут платит женщине, занимающейся стряпней. Он также платит и Вилли, парню, который должен следить за садом, но вместо этого, похоже, весь день смолит косяк за косяком в соседней роще. Платит Обби, который по-прежнему прилагает все усилия, чтобы закончить второй этаж, чтобы выкрасить все стены в белый цвет, невзирая на невыносимость отвлекающих моментов.

Большую часть дня, несмотря на присутствие всех этих людей, дом погружен в полную тишину. Очень, на самом деле, приятную.

Каждый день около пяти Эгон прилежно звонит своей жене. Nun Liebchen? Он старается говорить с ней без свидетелей. Не любит, чтобы его прерывали или даже просто видели, как он разговаривает по телефону с Гизелой. Он пользуется случаем, когда Хельмут уходит из своего кабинета. Когда остальные в саду. В разговоре он слегка подшучивает… все над Хельмутом, который ни с того ни с сего распустился. Конечно, за всем этим стоит женщина, школьная учительница Анна Хеллер. Хельмут запустил свою работу, свой внешний вид, своих гостей, дом, сотрудников, друзей, свою дочь… всего не перечислишь. Когда жена Эгона спрашивает, кто кроме него находится в данный момент в доме, он добродушно оглашает весь список, начиная с Обби и опуская только Риту, обворожительную Риту…

А кого ты не упомянул? интересуется Гизела. Ее нисколько не убедили все эти приторные разглагольствования. Риту?

Риту? Что тебе далась эта женщина? Я не видел ее уже несколько недель.

Упоминалось, конечно же, и присутствие Ульриха. Ульрих все еще оставался в Брумхольдштейне, что служило Эгону предметом обсуждения, предметом, над которым в свободное время могла поразмыслить Гизела. Да, а почему Ульрих не остановился вместе с ними у Хельмута? Он что, не хотел, или ему не предложили?

На ночь, значит, остаетесь только вы с Хельмутом, язвительно говорит Гизела.

Нет, поправляет он. Еще и твоя тезка Гизела. Дочь Хельмута.