Склока о полку Игореве - [4]
Единственное исключение, пожалуй, — иудеи, и понятно почему: этническая обособленность была заложена в религии. Христианство, возникшее в недрах иудаизма, разорвало рамки национальной ограниченности. Мудрость, накопленная веками иудейской истории, стала достоянием двух универсальных мировых религий. Любопытно, что жёсткая этническая ориентация иудаизма не помешала ему стать официальной религией правящей верхушки Хазарского каганата.
На основании "суммы информаций" Олжас Сулейменов приходит к двум крамольным выводам: 1) в XII веке Киевская Русь была двуязычной, т. е. русские в большенстве своём знали ещё и половецкий язык; 2) начался процесс конвергенции двух народов, который был остановлен монгольским нашествием. Держал бы эти выводы при себе, так нет: он опубликовал их в своей книге!
Когда две разные культуры приходят в столкновение, то, либо одна из них поглощает другую, либо обе получают импульс к ускоренной эволюции. Результатом такой эволюции может быть синтез культур.
Историю половцев делят на четыре периода: 1) с середины XI в. до 20-х гг. XII в. — военная демократия, таборное кочевье, нет закрепления территорий за ордами; 2) с 20-х до 60-х гг. XII в. — политико-административное разделение территории, закрепление за ордами постоянных зимовок и пастбищ; 3) вторая половина XII в. — интенсивное общение с Русью, действуют объединения орд (например, Донецкое во главе с Кончаком); 4) c конца XII в. до 1223 г. — полукочевое хозяйство, прекращение самостоятельных походов на Русь, возникновение раннефеодального государства. Менее чем за 200 лет половцы "пробежали" от родового строя до феодализма! Начался процесс христианизации степняков, сначала он затронул аристократическую верхушку. В летописях упоминаются по крайней мере пять половцев с русскими (христианскими календарными) именами: Глеб Тирпеевич — 1183 г., Роман Кзич — 1185 г., Лавр (Овлур) — 1185 г, Данила Кобякович — 1203 г., Юрий Кончакович — 1223 г. Трое из них — сыновья ханов: Кобяка, Гза и Кончака.
В то самое время, когда выплеснутые в восточную Европу кипчаки-кочевники "бежали" к феодализму, погружаясь в стихию древнерусской культуры, их оседлые соплеменники в Отраре, Гургандже, Самарканде, Бухаре, Сыгнаке поднимались на вершины наук и искусств. В XI–XII вв. там формируется литературный язык, распространившийся в XIII–XIV вв. в низовьях Сырдарьи и по территории Золотой Орды. Восточные источники именуют этот язык тюркско-хорезмским.
Комплекс неполноценности
Главный специалист по Киевской Руси Б. Греков пишет во вступлении к капитальному труду [2], обобщившему материал, накопленный летописями: "Источник, какой бы он ни был, может быть полезен лишь тогда, когда исследователь сам хорошо знает, чего он от него хочет". Из 600 страниц монографии тюркам отведено 3, из них 2 посвящены конфликтам Византии с печенегами. Половцам отведено полстраницы. История послушно открывает только то, чего от неё ждут! Основная "тюркская" мысль автора: Русь часто воевала с кочевниками, иногда покупала или захватывала у них скот, но НИКОГДА не вступала в культурные контакты. Кочевник представлен в единственной ипостаси — варвар.
Российская империя в XIX веке все еще испытывала комплекс неполноценности, связанный с 200-летним татаро-монгольским игом. К тому же, в XIX веке произошло завоевание Туркестана. Официальная история на примерах былого подтверждала правоту самодержавного государства, не позволяя себе даже намёка на возможность иных взаимоотношений в прошлом народов метрополии и колоний. Эта система взглядов перешла по наследству в СССР. И в XX веке мы мстили тюркам за иго!
В статье А.И. Попова "Кипчаки и Русь" (1946 г.) читаем: "Следует сразу же сказать, что воздействие половцев на русских было ничтожным. В соответствии с этим число половецких слов, попавших в русский язык, ничтожно… Это показывает слабость культурного влияния половцев на Русь, что, разумеется, является вполне естественным. Если хазарские и булгарские отношения со славянами не оставили почти никаких следов в славянских языках и фольклоре, то что могли оставить половцы!"
В обыденном сознании сложился следующий стереотип: белокурые, голубоглазые (настоящие арийцы!) славяне, которым противостоят чёрные, узкоглазые, коварные степняки. Есть в "Повести временных лет" такой эпизод. Когда печенеги впервые пришли на Русь, Святослав был в отъезде. Княгиня Ольга заперлась в Киеве со своими внуками. Необходимо было передать сообщение русичам на другую сторону Днепра. "И сказал один отрок: 'Я проберусь', и ответили ему: 'Иди'. Он же вышел из города с уздечкой в руках и быстро пробирался сквозь ряды печенегов, спрашивая на их языке: 'Не видел ли кто коня?'. И его приняли за своего." Выходит, печенеги не отличили отрока от своих ни по речи, ни по внешности? Выходит, контакты с печенегами были ещё ДО их прихода на Русь!
Цензура царской России, к счастью, не преследовала цели тотального контроля сознания подданных. Востоковед В.В. Григорьев (1816–1881 гг.) публикует: "Когда величайшее безначалие, фанатизм и глубокое невежество оспаривали друг у друга владычество над Западной Европой, держава хазарская славилась правосудием и веротерпимостью, и гонимые за веру стекались в неё отовсюду. Как светлый метеор, ярко блистала она на мрачном горизонте Европы и погасла, не оставив никаких следов
Что отличает обычную историю от бестселлера? Автор этой книги и курсов для писателей Марта Олдерсон нашла инструменты для настройки художественных произведений. Именно им посвящена эта книга. Используя их, вы сможете создать запоминающуюся историю.
«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.