Скиталец Ларвеф. Повести - [51]

— Мы не отвечаем за свои копии! — крикнули Хым и Енапл в один голос.

— Напрасно. Ваши копии вели себя вполне достойно и не ударили лицом в грязь. Правда, мы были не удовлетворены некоторыми их ответами…

— Вы устроили им экзамен? — спросил Туаф. — И они сдали вам его всего лишь на тройку? А сейчас вы, по-видимому, хотите экзаменовать нас?

— Наоборот. Скорей экзаменаторы — вы. Я послан к вам не спрашивать, а отвечать. Но мне не хотелось бы, чтобы мои ответы выглядели монологом.

Мысль, об этом мы давно догадались, социальна. Ее породил не монолог, а диалог. Поэтому не ждите, что я буду читать вам лекцию. Охотнее я отвечу на ваши вопросы. Спрашивайте, я жду.

— Вас создала природа или вы сами создали себя? — спросил биофизик Яам-третий.

— Мы сами создаем себя не потому, что не доверяем природе. Просто мы можем это сделать лучше, чем она.

Когда-то, в очень далекие времена, мы рождались от родителей, которых выбирали не мы, а случай. Во многом случайное наше появление на свет было связано со множеством других случайностей. Законы наследственности выбирали нам заранее все наши способности, склонности, в значительной мере характер, наконец, внешность, вплоть до выражения лица, цвета глаз, формы ушей и рта. Мы, как вы еще и теперь, были обусловлены причинами, не зависящими от нас. От нас в какой-то мере зависел только ход самой жизни, нравственное поведение, цепь поступков, настроений, мыслей. Но ведь и они тоже во многом обусловливались наследственным темпераментом, склонностями.

Сейчас не так. Сейчас индивид появляется на свет, не подчиняясь прихоти случайности, склонностям и вкусам родителей, которые, выбрав друг друга, тем самым в значительной мере выбрали себе и потомство, зависящее от того, что природа и время вложили в них. Сейчас каждый появляющийся на свет-сын не случая, а выбора самых умных и образованных специалистов планеты. Они выбирают ему и красоту тела, и склонности. Если он недоволен, он может перестроить себя…

Посредник сделал паузу.

— Ведь мы решились разобрать вас на молекулы и атомы потому, что мы давно это делаем, давно этому научились. Таким образом, индивид появляется в мир, обусловленный разумом, а не стихийными законами вероятностей.

— Но если вы сами создаете себя, — спросил Енапл, то ваша планета должна быть населена сплошными гениями и талантами. Кто захочет быть посредственностью, если это зависит от него самого, а не от природы?

— Вы ошибаетесь. Далеко не каждый хочет быть гением. Гений-это тяжесть, которую отнюдь не легко нести.

— А любовь существует в вашем обществе? — спросил Хым.

— Существует.

— Но как же может существовать любовь там, откуда изгнана всякая случайность, всякая непредвиденность?

— Случайность не может быть изгнана в абсолютном смысле. Она существует.

Случай изгнан только из той области, которая связана с появлением индивида на свет.

— А смерть существует?

— Разрешите на не очень долгий срок отложить ответ на этот вопрос.

— Почему? — удивился Хымокесан.

— Потому что вы еще не подготовлены к тому, чтобы понять все то, что связано с исчезновением смерти. К этому вопросу мы еще вернемся.

Но-увы! — к этому вопросу он не вернулся. Не успел.

По-видимому, кончилась его программа. И вместо него снова с нами очутился повар и фармацевт Нев, недалекий дильнееподобный робот. Многие, в том числе и я, жалели, что не задали посреднику самого главного вопроса, а интересовались всякими пустяками. Но кто мог предполагать, что программа была рассчитана всего на полгода, срок, казалось бы, не такой уж короткий, если учесть замедление времени от близкой к световой скорости движения нашего межзвездного корабля. Шесть месяцев сжатого времени, почти равняющегося шестидесятилетию на Дильнее или на Планете сюрпризов, протекло как большая перемена в средней школе, когда расшалившиеся ученики не замечают стремительного бега времени.

Сколько вопросов осталось без ответа! И кто знает, может, очень надолго, если не навсегда. Мы даже не узнали самого главного: почему наше зрение и наши оптические приборы не смогли зарегистрировать и заметить разумную жизнь на Планете сюрпризов? Этот вопрос из известного рода деликатности мы откладывали, заранее рассчитывая, что мы получим на него ответ.

Неизвестность, в сущности, почти осталась неизвестностью, хотя в нашем распоряжении был более чем достаточный срок. Да и сам посредник незадолго до того, как исчезнуть, бросил всем нам упрек в том, что мы не умеем спрашивать — и это объясняется просто: недостаточным развитием интеллектуальной культуры на Дильнее, молодостью общества и познания. Он признался также нам, что ему трудно было отвечать на большинство наших вопросов потому, что они были неправильно поставлены с точки зрения той высшей логики, от которой нас отделяют сотни тысяч лет развития культуры мышления Планеты сюрпризов.

Он сказал это нам не для того, чтобы ущемить наше самолюбие, личное и общественное, а для того, чтобы мы поняли самое основное. Знакомству нашему с их цивилизацией мешала не скрытность их посредника, а наш незрелый и наивный способ мышления, наша логика, которая казалась им почти первобытной. Мы мыслили слишком конкретно и предметно. Наша логика незримыми цепями была привязана к макроявлениям и казалась им слишком статичной, негибкой, застылой. Большинство заданных нами вопросов привели его, посредника, в удивление, хотя он и был создан на основе полученной от изучения нас информации и запрограммирован с учетом наших физиологических, психических и логических особенностей, И все же он терялся перед элементарностью и схематизмом наших мысленных навыков и познаний. Научная строгость и щепетильность мешали ему ради общего понимания жертвовать сложностью явлений и искажать истину. Когда он произносил это слово — «истина», менялась даже интонация его голоса. И он, по-видимому, очень страдал оттого, что не в силах был приблизить нас к истине, к более полной истине, ради которой он был послан сюда, на наш межзвездный корабль.