Скинхед - [35]

«ОБРАЩЕНИЕ ГРАЖДАН К ПРЕЗИДЕНТУ РФ Д.А. МЕДВЕДЕВУ

Уважаемый Дмитрий Анатольевич!

Не первый год как завершилась война в Чечне. Наш президент и Правительство, другие органы власти много сделали для возвращения Чеченской Республики к мирной жизни. Особая роль в этом принадлежит армии, мужественно выполнившей свой долг по восстановлению конституционного порядка на территории Российской Федерации. Поэтому мы хотим обратить Ваше внимание на вопиющую несправедливость, допущенную по отношению к офицерам Сергею Аракчееву и Евгению Худякову. Сергей Аракчеев, командир саперной роты, лейтенант дивизии им. Дзержинского (в/ч 3186,г. Реутов-3) и Евгений Худяков, командир роты разведчиков, лейтенант той же дивизии были дважды оправданы приговорами Северо-Кавказского окружного военного суда на основании вердикта присяжных заседателей по обвинению в убийстве трех жителей Чеченской Республики. Присяжные установили их полную непричастность к этому преступлению.

Для нас, как и для двух коллегий присяжных, невиновность Сергея Аракчеева и Евгения Худякова очевидна — ведь она подтверждается многочисленными доказательствами, среди которых показания почти тридцати свидетелей, приказы, заключения экспертиз и другие документы.

В ходе третьего процесса, проведенного уже без присяжных, одним судьей — и проведенного, на наш взгляд, крайне несправедливо — Сергей Аракчеев был приговорен к 15 годам лишения свободы, а Евгений Худяков — к 17 годам.

Мы считаем, что Верховный суд РФ, отменив оправдательные приговоры Сергею Аракчееву и Евгению Худякову, лишив их права на рассмотрение их дела судом присяжных, допустил в отношении них дискриминацию, фактически поставив военных, честно выполнявших свой долг в Чечне, в положение граждан второго сорта.

Для нас непонятно, почему военные, рисковавшие своей жизнью во имя мира и спокойствия в России, не имеют права на суд присяжных? Чем они хуже других граждан? И какая категория граждан следующей лишится права на суд присяжных?

Мы считаем, что произвольное лишение граждан нашей страны права на суд присяжных, вынесение им после двух оправданий жестокого обвинительного приговора, наносит ущерб престижу государства, авторитету судебной власти и ставит под сомнение принцип верховенства закона, провозглашенный в нашей стране.

Мы убедительно просим Вас принять меры для восстановления конституционных прав Сергея Аракчеева и Евгения Худякова».

Вот бы эту листовку да для полемики с Ирой!

* * *

Утро начинается с того, что кто-то долго и упорно трезвонит в дверь. Интересно, кого это нелегкая в такую рань принесла? Сейчас мама доложит, она уже пробирается — сонная — к дверям. Небось, у соседей внизу потекло или управдом объявит о вынужденном отключении отопления. Но трехэтажный мат, ворвавшийся вьюгой в жилище, говорит о совершенно ином, куда более захватывающем сюжете, окончательно лишает меня остатков сна, заставляя подскочить, как наскипидаренного. Как был, в трусах, бросаюсь в прихожую, где натыкаюсь на прислонившегося к шкафу, мужика — помятого, небритого, заполняющего все пространство удушливым запахом перегара и давно немытого тела. Это существо неопределенного возраста и вполне определенного вида — мой отец.

— Сынуля, а я вот к тебе, поздравить с Новым годом, — и он лезет обниматься.

— Какой Новый год? Конец января? Очнись, Олег! — мама сорвалась на крик. — Да что это за наказание такое?!

— Тема, ты видишь, как она со мной разговаривает? Вот, поэтому я и ушел от нее. Вечно орет и истерики закатывает, — и он, пьяно качнувшись, опять валится к стенке.

Мама, в отчаянии заламывая руки, пытается вытолкнуть его за дверь. В ответ сыплются сиплые ругательства и темная, грязная громадина движется на маму. Я кидаюсь загородить ее, и тут он замахивается на меня. Я действую автоматически: нырок в сторону от его хлипкого удара и молниеносный захват. Он продолжает материться, а мне ничего не стоит заломить ему руку еще выше. Можно было бы сдавить его и побольней, но мамка висит уже на мне и умоляет, оставить это вонючее чучело в покое. Я нехотя выпускаю его руку. Он привстает и без особой ненависти, словно бы сам с собой бормочет:

— Ах, вот ты какой — на отца родного руку поднял, да я тебя счас… — и он снова неуклюже машет кулаками. Вон оно что — он еще собирается отдубасить меня. Словно я шавка какая. Я буквально выношу его за дверь, предварительно врезав по шее. Можно было бы поддать ему под зад, чтобы с лестницы удобнее было спускаться, да что-то останавливает меня от этого неэтичного жеста — отец все-таки. После того как его ор и вопли стихают, мама, которую я с добрый час безуспешно успокаиваю, обняв меня, шепчет сквозь слезы:

— Артемка, ну зачем ты так… В конце концов, для тебя он все-таки отец… — И она, прикрыв лицо ладонями, рыдает.

— Еще раз явится, я его отделаю так, что на всю жизнь запомнит! Мало он у тебя крови выпил. Так он еще права качает. На водку ему захотелось, а не с Новым годом сынам поздравить! — Все это вылетает из меня пулеметной очередью. Кровь во мне еще долго клокочет, я еще долго не могу успокоиться.

Хочется кому-то рассказать обо всем, что произошло, но к Ире с этим не пойдешь, решит еще, что я такой же, как мой пахан, и не увижу ее больше. Поговорю с Учителем сегодня, хоть поделюсь тяжестью на сердце.