Скифская чаша - [50]

Правда, несколько дней прожил на границе двух областей, на Яблонецком перевале в гостинице «Беркут». Видно, отдыхал от трудов праведных. Так и писал:

«Дорогая сестра! Третий день живу в чудесной местности, в сердце Карпат, на перевале. Красивая деревянная гостиница, пристойные номера, ресторан и бар, есть где отвести душу. Вокруг леса — удивительно красивые ели, их тут называют смереки. Немного отошел от дел, отдыхаю. Твой Михаил».

Датирована эта открытка девятнадцатым мая, и Хаблак подумал: в конце мая в Карпатах действительно рай, даже позавидовал Манжуле — это же надо бить баклуши среди смерек да и еще с ежевечерними коктейлями. К тому же пижон в белых джинсах, наверно, не ограничивал себя обществом ресторанных официантов.

Марьяна Никитична внимательно следила, как Хаблак записывает в блокнот отдельные места из открыток Михаила. Восприняла его любопытство по-своему:

— Теперь вы убедились, что мы жили душа в душу? И что между нами не было секретов?

«И вы, уважаемая, знали о некоторых аспектах жизни вашего брата...» — подумал майор. Ведь «крутился», по его собственному выражению, в Карпатах недаром, как и недаром уволился с работы именно перед этой поездкой.

Вероятно, у него были какие-то левые дела в Карпатах, возможно, что-то связанное с лесом или изделиями гуцульских умельцев, ибо на какой еще бизнес может рассчитывать делец в этом краю?

— Да, я убедился в нежных чувствах Михаила Никитовича к вам, — ответил суховато.

Понял: вряд ли вытянет еще что-то из Марьяны Никитичны, хорошо, хоть показала ему открытки Манжулы, они дали немало материала для размышлений.

Басов встретил Хаблака вопросом:

— Что-то выудил у старой пройдохи?

— Немного.

— Она замыливала тебе глаза россказнями об отце и вилле?

— Говорила.

Басов покрутил головой.

— Нашим ребятам тоже заливала. После того как они нашли тайник с деньгами и золотом. Я поинтересовался, что к чему. Отец у них действительно был врачом, обычным педиатром в детской поликлинике, середняком, скромным человеком. К тому же разошелся с первой женой, матерью Марьяны Никитичны. Дачу они имели, виллу, как называет Ковалева. Деревянная халупа по дороге в Затоку. Есть у нас такое приморское село. И продала мать Ковалевой эту халупу за полторы тысячи, фактически взяла деньги за участок, а вот теперь там какой-то завмаг виллу отгрохал, каменный дом с мансардой.

— Полторы тысячи... — задумчиво повторил Хаблак. — Меньше, чем нашли в кармане Манжулы.

— Ничего себе — карманные деньги... — поддакнул Басов. — Что будешь делать?

— Ночным рейсом в Киев. Почему-то мне кажется, оттуда нити тянутся: киевский рейс, потом вишневая киевская «Волга»... Посоветуемся с Дробахой и завтра тебе позвоним. Билет на самолет устроите?

— Это в наших руках, — усмехнулся Басов, — пока что не отказывали.

11

Дробаха слушал рассказ Хаблака об одесских событиях и потихоньку, сосредоточенно дул на кончики пальцев.

— К какому же выводу вы пришли? — спросил наконец.

— Надо искать вишневую «Волгу».

— Резонно.

— И человека, похожего на Энгибаряна. Это не так уж и сложно.

— Согласен, майор, рассуждаете логично, но, честно говоря, меня больше интересует карпатский вояж Манжулы.

— Может, последние события связаны именно с этим вояжем, как вы изволили выразиться?

— О-о, мы уже перешли на дипломатический лексикон... — мягко улыбнулся Дробаха.

— Наверно, из меня никогда не выйдет дипломата.

— Ну, — возразил Иван Яковлевич, — можно считать, уже вышел, товарищ майор. Должны знать: хороший криминалист — ничто без дипломатических способностей.

— Вы думаете?

— Уверен. Имею в виду не внешний дипломатический лоск, а умение владеть собой в любых обстоятельствах, умение найти подход к человеку, нужные слова.

— Затуманить противнику голову, обвести его вокруг пальца?

— Если хотите, и это... — Дробаха не воспринял легкой иронии Хаблака. — Итак, все силы на поиски вишневой «Волги»... Но не забывайте о Бляшаном и Лапском, все может быть, уважаемый Сергей Антонович.

— А научно-исследовательский институт? — поинтересовался Хаблак. — Вы называли какого-то Курочко?

— Ставим точку, — отмахнулся Дробаха. — Вчера позвонил мне из Одессы академик Корольков. Извинялся... Оказывается, совсем забыл, что в Борисполе перед посадкой достал из чемодана папку с какими-то расчетами. Хотел посмотреть их в самолете. Папка лежала на дне чемодана, и если бы в нем было что-то постороннее, скажем, мина, Корольков обязательно заметил бы ее.

— Черт его знает что! — рассердился Хаблак. — Водят нас за нос...

— Бросьте, — сказал спокойно Дробаха, — не забывайте: сам Корольков! Он весь в своих формулах и расчетах, для чего ему забивать голову чемоданами? Слава богу, хоть вспомнил... Но, — сдвинул брови, — и вы не занимайтесь второстепенным. Проверку Лапского и Бляшаного поручим кому-нибудь другому. А вам следует заняться гостиницами.

— Какими гостиницами? — изумился Хаблак.

— Не станете же вы подменять автоинспекцию... Вишневая «Волга» — их дело, а Манжула, вероятно, жил где-то в гостинице.

— Да, в гостинице, он ведь говорил об этом.

— В какой?

Хаблак лишь пожал плечами, а Дробаха поучительно сказал:

— В гостинице могли запомнить Манжулу. Вы говорите, человек он видный — поинтересуйтесь у дежурных, горничных, может, за что-то и зацепитесь.