Скифская чаша - [25]

К Людмиле Юрий Лукич присматривался почти полгода, но все же немного ошибся, правда, не совсем: у любимой жены бывали приступы трудолюбия, тогда она стирала все до последней тряпочки и вылизывала квартиру так, что Юрий Лукич даже при желании не мог найти ни пылинки. Однако это случалось не так уж и часто, а Юрий Лукич всегда и во всем ценил систему и порядок.

В конце концов, взвесив плюсы и минусы, Лоденок решил оставить все как есть: моложе и красивее Людмилы вряд ли нашел бы. Хотя, пожалуй, если бы очень захотел, может, и нашел бы, но у его Людмилы было еще одно неоценимое качество — насколько мог убедиться Юрий Лукич, она не изменяла ему. Так стоит ли разводиться с красивой, молодой, стройной и верной? Из-за того, что вовремя не постирает майку?

Юрий Лукич решил эту проблему довольно просто. В дни Людмилиной бездеятельности сам стирал и наводил порядок в квартире, скоро привык к этому и убедился, что такой образ жизни требует меньших затрат энергии и нервных клеток, которые, как известно, почему-то не восстанавливаются.

Выстирав белье, Юрий Лукич прошелся по квартире с тряпочкой, вытер пыль на югославской стенке «Рамона» и на белой широченной кровати из румынского гарнитура «Людовик», где под розовым одеялом любила понежиться Людмила. В эту минуту подумал о ней с нежностью, но не позволил эмоциям взять верх над собой, поспешил в ванную, принял холодный душ, оделся и, не ожидая лифта, сбежал по лестнице.

Выяснилось, спешил напрасно: машины еще не было у подъезда. Юрий Лукич недовольно сощурился и нетерпеливо топтался на месте — что за порядки, уже три минуты, как вышел на улицу, а машины все нет...

Наконец черная «Волга» показалась из-за угла, затормозила перед Юрием Лукичом, и шофер открыл дверцу.

— На перекрестке перекрыли движение, — стал оправдываться водитель, — пришлось объезжать...

Лоденок лишь скосил на него сердитый глаз. Не приехать вовремя за начальством, — был в этом твердо убежден, — значит, проявить разгильдяйство, разгильдяйства же он не прощал. Однако с утра не хотел портить себе настроение. Плохо начнется день, — не войдешь в нужный ритм, а он уважал и себя, и свой рабочий день, и свое умение по-настоящему организовать дело.

Каждый день — когда не был в командировке или не вызывало утром начальство — Юрий Лукич начинал с теннисной разминки. У него было два партнера — заместитель председателя райисполкома и начальник строительного треста, тоже энтузиасты тенниса. Иногда приходил играть довольно известный композитор, песни которого все чаще исполнялись по радио. Лоденок был уверен, что личное знакомство с представителями творческой интеллигенции никак не повредит ему. Наоборот, такие контакты теперь считались престижными.

Юрий Лукич переоделся в легкие летние брюки и рубашку с короткими рукавами. В глубине души он завидовал композитору. Тот мог позволить себе роскошь играть в шортах — они удобнее, но что бы подумали о Лоденке — директоре такого огромного комбината, если бы он посмел предстать перед публикой в коротких штанишках, с оголенными ногами!

Правда, композитор показывал ему фотографию какой-то заграничной знаменитости, кажется председателя правления крупнейшего концерна, в шортах — но это где-то там...

Вот и сегодня Лоденок вышел на корт с чувством законной гордости. В нем всегда пробуждалось это чувство при созерцании величественного комбинатовского Дворца спорта с плавательным бассейном и теннисным кортом: его, Юрия Лукича Лоденка, рук дело, он добился утверждения проекта и ассигнований.

Сорок — пятьдесят минут на корте, потом, после короткого отдыха, две пятидесятиметровки в бассейне, тепловатый душ, уже второй в течение дня, — и как раз время завтракать, а затем браться за работу.

Завтракал Юрий Лукич в комбинатовской столовой, и сам шеф-повар мог наблюдать, нравятся ли его блюда начальству.

После тенниса и плавания пробуждался аппетит, и Юрий Лукич съел заливную осетрину, бифштекс с картофелем и запил черным кофе. Черный кофе пил и потом, в кабинете, — после бифштекса клонило в сон.

Юрий Лукич гордился своим кабинетом: не в старом стиле — с огромным столом, бронзовыми чернильницами, массивными креслами и шкафами. Такие кабинеты, по его мнению, свидетельствовали о консервативных вкусах руководителя, о его нежелании идти в ногу с современностью и вообще непонимании технического прогресса.

В кабинете Лоденка было много света, натертый до блеска пол отражал легкую современную мебель, на стенах висели эстампы, а подле стола возвышался пульт селекторной связи, с помощью которого директор мог быстро и без секретарши вызвать любой участок производства.

Юрий Лукич был наблюдателен — за несколько секунд, пока шел по приемной, успел определить, кого следует принять раньше, а кто может и подождать. Комбинат сдавал очередной жилой многоквартирный дом, и это предопределяло характер сегодняшнего директорского приема.

Лоденок шел по ковровой дорожке к своим обитым черным дерматином дверям, улыбаясь и любезно здороваясь с присутствующими.

Что производит наилучшее впечатление? Приветливость, умение запомнить рабочего, подойти к нему в цехе, пожать руку, спросить о чем-то — эти детали формируют общественное мнение.