Скифская чаша - [23]

Хозяйка укоризненно покачала головой:

— Так бы сразу и сказала: Григорий Андреевич тебя выгнал бы, так через меня...

— Что ты, соседка, — быстро, но не очень уверенно начала Прасковья, — как тебе не стыдно!

Но Алена решительно подняла руку, останавливая ее.

— Сейчас чайник поставлю, — сказала, — попьем чаю, я давно уж собиралась. Еще и медком полакомимся, целебный, говоришь?

— Ох и добрый же мед! — облегченно вздохнула Прасковья, поняв, что ее дар принят. — Так и тает во рту, так и тает...

Алена не пожалела заварки, всыпала в небольшой фарфоровый чайничек пол-ложечки сахара, объяснив, что чай с сахаром лучше настаивается, они уселись просто во дворе под старой грушей-лимонкой, и Сидор, глотнув огненного и в самом деле душистого чая, сказал уважительно:

— Хорошая ты хозяйка, Алена, и огород у тебя, и сад... Вот только ульев нет, отчего не заведешь?

— Так ведь мужское дело...

Прасковья громко дунула в чашку, осторожно хлебнула и заметила:

— Удивляемся мы тебе, Алена. Женщина ты еще в соку, да и Григорий Андреевич к тебе привязан...

— Опять за свое! — возмутилась Алена, но не очень сердито. — И когда вы прекратите это сватание? — Смотрела на Прасковью доброжелательно, и та сообразила, что разговор этот ей приятен, хотела еще польстить, но хлопнула калитка, и во дворе появился незнакомый высокий человек в темной рубашке с короткими рукавами. Не здороваясь, подошел просто к столу, Прасковья уже хотела прочитать ему мораль, но он, опередив ее, спросил:

— Тут живет председатель колхоза?

Хозяйка уже привыкла к таким неожиданным вторжениям и ответила, нисколько не удивившись:

— Нет Григория Андреевича, в санаторий уехал.

— А вы Елена Демидовна?

— Откуда знаете?

— Записка у меня к вам.

— От кого?

— Григорий Андреевич написал.

— Как так? — изумилась. — В Одессу же только улетел... Вот, — кивнула на Стецюка, — Сидор Иванович на самолет посадил.

Хаблак достал сложенный вдвое конверт. Догадавшись, что майор из Киевского уголовного розыска не ограничится беседой с ним, а поедет в Щербановку, Григорий Андреевич Дорох написал письмо и просил передать хозяйке дома, где жил.

Хаблак помнил, как Дорох сказал ему:

«Я бы на вашем месте не проверял ее. Хорошая женщина, душевная и вообще... — запнулся, и Хаблак понял, что этот преждевременно поседевший, с нездоровым лицом человек неравнодушен к Елене Демидовне. — Вообще честный человек, и я ей верю, как самому себе. Да и кому же тогда верить? — спросил как-то удивленно. — Впрочем, ваше дело, но было бы просто смешно подозревать Елену Демидовну. Но если уж так, передайте письмо. Пусть соберет мне еще чемодан — сама знает, что нужно, скажете, чтоб Алеша завез в Борисполь».

Хотел еще что-то добавить, но махнул рукой и ушел; Хаблак понял Дороха: Григорию Андреевичу было виднее, но и он должен понять Хаблака с его обязанностями.

Елена Демидовна засуетилась, вытерла фартуком табурет, пододвинула к гостю.

— Чаю, — предложила, — с медом? А может, хотите есть?

По дороге из Дубовцов Хаблак пообедал в райцентре, потому решительно отказался. А чаем пахло так вкусно, к тому же, говорят, в жару он великолепно утоляет жажду. Хаблак сел напротив полного мужчины с красным от крутого горячего чая лицом, положил себе в блюдце немного меду и с удовольствием принялся за чай.

Елена Демидовна прочла письмо и удивленно уставилась на Хаблака.

— Что случилось? — всплеснула руками, — И где делся его чемодан?

Хаблак внимательно рассматривал ее, помешивая чай ложечкой. В самом деле, было бы глупо хоть на мгновение заподозрить эту женщину — настолько искренне удивилась и огорчилась, узнав о том, что случилась в аэропорту неприятность. Но она еще не знала истинного положения вещей, Хаблак просил Дороха не писать о взрыве, и майор ответил, стараясь успокоить ее:

— Да, несчастный случай. Кстати, вы не клали в чемодан Григория Андреевича ничего запрещенного? Спирта, например? Или чего-нибудь такого?..

— Так не пьет же наш председатель, — вмешалась Прасковья.

Хаблак сурово взглянул на нее, мол, не тебя же спрашивают, и снова повернулся к Елене Демидовне.

— Нет, — подтвердила та, — я утром как поднялась, сразу же упаковала чемодан. Белье, костюм, рубашки, ну бритву, конечно, положила, мыло. А Григорий Андреевич еще радио попросил. Говорит: там в санатории скучно, и транзистор пригодится. Неужто и радио пропало?

— Не знаю, — немного покривил душой Хаблак, — я только вчера познакомился с товарищем Дорохом. Он и попросил съездить в Щербановку. В долгу, сказал, не останемся...

— Конечно, не останемся, — ввязался в разговор толстяк, — у нас такой закон...

Видно, ему надоело молчать и захотелось побеседовать с приезжим, но Хаблак знал, какими нескончаемыми бывают подобные разговоры, и перебил его.

— Вы провожали Григория Андреевича? — спросил.

— Ну да.

— Извините, мы незнакомы...

Толстяк поднялся и подал майору через стол большую огрубевшую руку. Назвался:

— Стецюк Сидор Иванович. Заведующий колхозным пчеловодством.

— Очень приятно, — крепко пожал ему руку Хаблак. — Случайно не видели, никто из посторонних не прикасался к чемодану Григория Андреевича?

Стецюк ответил уверенно: