Скифия глазами эллинов - [5]
Почти все сведения Гекатея о Скифии сохранились в этнографическом словаре позднеантичного писателя Стефана Византийского. Приведем для примера две статьи из этого словаря: «Каркинитида, город скифский. Гекатей в описании Европы»; «Меланхлены, народ скифский. Гекатей в описании Европы». Этот город и племя меланхленов описаны у Геродота и других античных писателей, а об остальных населявших Европу скифских племенах (миргеты, матикены, эды) и городе Кардисе нам ничего не известно, кроме названий, выписанных Стефаном у Гекатея.
Среди сочинений логографов, собравших обширные мифологические, этнографические и географические сведения о разных областях, существовало специальное произведение о скифах. Об этом упомянул тот же Стефан Византийский, но каково было содержание произведения и дата его написания, неизвестно.
В число древнейших греческих источников о разных областях ойкумены входили карты, впервые появившиеся в Милете. Философ Анаксимандр в первой половине VI в. начертил карту мира.[15] Такие карты создавались по планам, схемам и рисункам отдельных местностей, которые милетские мореплаватели привозили со всех концов ойкумены, в том числе и из Скифии, где к тому времени появились уже несколько милетских колоний.
Гекатей дополнил и уточнил карту Анаксимандра и в таком виде дал ее в приложении к своему «Землеописанию». Изображение Понта Евксинского на этой карте напоминало форму скифского лука.[16] В отличие от греческого, согнутого из одного куска дерева, скифский лук был составным и имел в середине выступ. Его вид хорошо известен по изображениям вооруженных скифов и амазонок на греческой керамике, торевтике и скульптуре, а также на монетах городов Северного Причерноморья (рис. 25, 26, 27, 49, 53). В дальнейшем и другие греческие и римские писатели (например, Эратосфен и Плиний Старший) уподобляли южное побережье прямой тетиве, а закругленные восточный, западный и северный берег с выступом в виде Крымского полуострова — скифскому луку. Это может рассматриваться как свидетельство достаточно определенного представления о контурах северного побережья уже на древнейших картах.
По сохранившимся источникам известно еще о двух милетских картах VI в. с изображением Северного Причерноморья. Геродот рассказывает, как милетский тиран Аристагор показывал спартанскому царю Клеомену план военных действий по карте, выгравированной на медной доске.[17] На ней были нанесены все известные грекам земли, моря, реки и города. Естественно думать, что такая карта включала Скифию и города на ее побережье.
Другую карту имел перед глазами составитель трактата «О числе семь», ошибочно приписанного Гиппократу. Карта изображала часть ойкумены, находившуюся в поле зрения торговых и колониальных интересов Милета. Автора трактата интересовали лишь крупные географические объекты, и поэтому он упомянул только Понт Евксинский, Меотиду и соединяющий их Боспор Киммерийский.
Таковы скудные сведения из сохранившейся архаической литературы о начальном периоде жизни греков в Северном Причерноморье. Однако по косвенным данным можно кое-что узнать о мироощущении греков при освоении новых земель. К этим данным относятся географические названия и мифы, действие которых происходит на берегах Понта.
Начнем с моря, по которому греческие корабли привезли колонистов на новую родину.
Древнейшее письменное упоминание об античном названии Черного моря встречается у Гекатея, называющего его Понтом, то есть просто морем. Такая традиция сохранялась на протяжении всей античности; однако источники V в. и более позднего времени указывают полное название моря — Понт Евксинский (Гостеприимное море), сменившее более ранее — Понт Аксинский (Негостеприимное море).
Уже в поэмах Гомера (рис. 4) можно различить знания эллинов о его южном и отчасти восточном и западном побережьях. Тринадцатая песнь «Илиады» начинается с того, что Зевс смотрит «вдаль на землю конеборных фракийцев, сражающихся врукопашную мисийцев и удивительных доителей кобылиц, питающихся молоком, бедных и справедливейших мужей». Взор бога обращен на западное побережье Черного моря, где живут фракийцы, хорошо знакомые грекам их северные соседи, мисийцы — одно из фракийских племен, обитавших между горным хребтом Гемом и Петром, и «доители кобылиц». Последних еще в античности отождествляли со скифами, а в современной научной литературе дискутируется вопрос, имел ли Гомер в виду скифов или киммерийцев.[18]
Не случайно у Гомера отсутствует этническое определение «доителей кобылиц» в отличие от более известных грекам фракийцев. В «Илиаде» отразились первые, еще очень поверхностные впечатления о кочевых народах, населявших Северо-Западное Причерноморье. Гомер обрисовал обобщенными, типичными для эпического памятника средствами не конкретное племя, а носителей необычного для греков хозяйственного уклада. Взгляд греческих мореходов — выходцев из народа земледельческой культуры — уловил такие необычные для них черты, как употребление в пищу кобыльего молока, «бедность» кочевника, который в отличие от земледельца нуждается в гораздо меньшем количестве предметов, необходимых для его существования, наконец, значительно меньшую по сравнению с греческим обществом социальную дифференциацию, что породило эпитет «справедливейшие», так как, на взгляд греков, среди бедных, мало отличавшихся по достатку племен соблюдалось равенство их членов.
Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.
Монография двух британских историков, предлагаемая вниманию русского читателя, представляет собой первую книгу в многотомной «Истории России» Лонгмана. Авторы задаются вопросом, который волновал историков России, начиная с составителей «Повести временных лет», именно — «откуда есть пошла Руская земля». Отвечая на этот вопрос, авторы, опираясь на новейшие открытия и исследования, пересматривают многие ключевые моменты в начальной истории Руси. Ученые заново оценивают роль норманнов в возникновении политического объединения на территории Восточноевропейской равнины, критикуют киевоцентристскую концепцию русской истории, обосновывают новое понимание так называемого удельного периода, ошибочно, по их мнению, считающегося периодом политического и экономического упадка Древней Руси.
Эмманюэль Ле Руа Ладюри, историк, продолжающий традицию Броделя, дает в этой книге обзор истории различных регионов Франции, рассказывает об их одновременной или поэтапной интеграции, благодаря политике "Старого режима" и режимов, установившихся после Французской революции. Национальному государству во Франции удалось добиться общности, несмотря на различия составляющих ее регионов. В наши дни эта общность иногда начинает колебаться из-за более или менее активных требований национального самоопределения, выдвигаемых периферийными областями: Эльзасом, Лотарингией, Бретанью, Корсикой и др.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Пособие для студентов-заочников 2-го курса исторических факультетов педагогических институтов Рекомендовано Главным управлением высших и средних педагогических учебных заведений Министерства просвещения РСФСР ИЗДАНИЕ ВТОРОЕ, ИСПРАВЛЕННОЕ И ДОПОЛНЕННОЕ, Выпуск II. Символ *, используемый для ссылок к тексте, заменен на цифры. Нумерация сносок сквозная. .
В книге П. Панкратова «Добрые люди» правдиво описана жизнь донского казачества во время гражданской войны, расказачивания и коллективизации.
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.