Сказочные повести - [14]
Он осторожно пригубил ее, и по лицу его разлилась блаженная улыбка.
— Вино! Но как оно попало ко мне в шкаф?.. Ума не приложу!.. — Он снова пригубил кружку. — Гадость! Скажешь тоже. Превосходное старое вино.
— А оно мне поможет? — жалобно спросил Виллем.
— Каким образом? — искренне удивился Мерлинсен. — Это уже смешно! — И он на самом деле весело рассмеялся. — Никогда не слышал, чтобы вино помогало невидимкам!.. Что за чепуха…
От смеха у Мерлинсена запотели очки, и ему пришлось их протереть.
Виллем неожиданно рассердился:
— Мне все это уже надоело. Я пришел к тебе не для того, чтобы ты надо мной потешался. Я пришел за помощью. Думаешь, приятно быть невидимкой? Побывал бы ты в моей шкуре! Скажи мне лучше, можешь ты мне помочь или нет?
Мерлинсен от изумления отхлебнул прямо из бутылки.
— А ведь ты прав, — сказал он, подумав. — И в самом деле тут нет ничего смешного.
Вид у него стал серьезный.
— Честно говоря, не знаю…
Он уселся в кресло с высокой спинкой. Кресло пискнуло, как будто под его обивкой сидела мышь.
— Я ничем не могу тебе помочь, — грустно сказал Мерлинсен. — Я никогда не слышал, чтобы дети превращались в невидимок, и не знаю, можно помочь такому ребенку, если вообще ему можно помочь… В былые времена такого не случалось, и я слишком стар…
Он прервал себя на полуслове, как будто в голову ему пришла неожиданная мысль. Его голубые глаза стали совсем прозрачными. Они напомнили Виллему летний дождь. Как давно это было…
— Даже не знаю… — прошептал Мерлинсен.
Он снова умолк. Кресло пискнуло громче, наверху снова ухнуло. Из-под стола показались уже знакомые светящиеся желтые точки.
— Никакой я не волшебник… Просто у меня такое смешное хобби… — признался Мерлинсен дрогнувшим голосом. — И еще я люблю играть.
Глаза его стали еще светлее, и он опустил веки.
— Увы, это так, — вздохнул он.
— Тогда кто же ты? — спросил Виллем.
— Я Мерлинсен, так меня все называют.
— А почему ты меня видишь, если я невидимка? Ведь ты даже не знаешь, бывают ли дети-невидимки? — тихо спросил Виллем.
Мерлинсен поднял веки. Теперь глаза у него стали темно-синие, как осенние сумерки. Он даже откинулся в кресле, чтобы быть подальше от Виллема.
Мерлинсен открыл рот, потом снова закрыл его, так и не сказав ни слова.
Шумело море. Светящиеся точки под столом исчезли, уханье под потолком затихло. Кресло больше не пищало, зато на одной из верхних полок что-то заскреблось. В окно чуть слышно постучали. Питер! Виллему казалось, будто они расстались всего минуту назад.
— Неужели никто не в состоянии мне помочь? — спросил Виллем.
Мерлинсен надолго задумался. Он думал долго-долго. В конце концов спросил:
— А ты уверен, что ты это ты?.. Даю голову на отсечение, что ты мумле… мумле…
— Так поможет мне кто-нибудь или нет? — снова спросил Виллем.
— Э-э-э, мм-м… Пожалуй, только она…
— Кто?
— Ты должен отыскать Розамунду. Серая расселина, дом пятнадцать, а, может, девять или одиннадцать.
— Кто эта Розамунда?
Мерлинсен долго в упор смотрел на Виллема и морщил лоб.
— Я забыл что-то очень важное и никак не могу вспомнить, — сказал он наконец. — Почему-то мне кажется, что тебя нельзя посылать к Розамунде… Почему-то это опасно, но почему, не помню…
Однако Виллем уже твердо знал, что пойдет к Розамунде. С Питером ему будет не страшно.
Снова тихо постучали в окно. Этот стук означал: «Ты идешь? Я жду». Виллем подошел к чердачному люку.
— Всего хорошего. Спасибо за помощь, — сказал он Мерлинсену на прощание.
Мерлинсен поднял глаза.
— Какая же это помощь? Одни разговоры. Никак не могу вспомнить что-то очень важное… Но я точно знаю: тебе нельзя идти к Розамунде.
Виллем уже покинул чердак, больше он ничего не слышал.
По винтовой лестнице Виллем летел стрелой. На крыльце его дожидался Питер. Он навалился на дверь снаружи, Виллем стал тянуть изнутри, и общими усилиями им удалось ее отворить.
— Ну и чудак этот Мерлинсен, — сказал Питер, когда дверь наконец открылась. — Сделал он тебя видимым?
— Нет, — ответил Виллем. — Но теперь я должен найти какую-то таинственную Розамунду.
10
Пока Виллем был у Мерлинсена, вокруг все переменилось.
Из глубины моря исходило серебристое сияние, как будто там, на дне, лежала луна. Вдали, словно воздушный мост над водой, сверкала покатая радуга.
Волны лениво накатывали на берег, и их шорох напоминал шорох лип за окном у Виллема.
Город тоже изменился. Казалось бы, Виллем вышел из той же самой двери, в которую недавно вошел, но перед ним лежала неведомая ему местность.
Между берегом и грядой невысоких гор неярко мерцали городские огни. Дома на склоне казались черной стеной на фоне светлого горизонта.
Здания в центре города напоминали фиолетовые фигуры, усыпанные блестками освещенных окон. Все остальные краски исчезли, город был только черным и фиолетовым.
Стояла полная тишина. Интересно, который сейчас час, подумал Виллем, неужели ночью на время смолкают все звуки?
Он смотрел на улицы, дома, прислушивался. Однако ни мяуканье кошки, ни звук человеческого голоса не нарушали тишину. Зато аромат цветов был особенно силен. Виллем не знал, что это за цветы, но запах напомнил ему о лете.
Небо над морем и городом стало черным. А звезды! Виллем никогда не видел таких огромных и ярких звезд. При этом они висели так низко, что, казалось, стоит подняться по лестнице и достанешь звезду.
