Сказочники оптом и в розницу - [20]

Кстати, пригласить ее забыли еще и потому, что на предыдущем празднике Урожая так раздухарились, что переколотили половину обычной посуды, а золотая почти вся помялась об головы гуляк, бьющих обычную посуду. Для починки золотой посуды пришлось пожертвовать одним набором из тридцати четырех.

— Как это из тридцати четырех? Всего ведь было тридцать пять колдуний? — удивился я.

— Тридцать пятой была самая мелкая, а остальных — тридцать три, — пояснил Колобок. — Что непонятно?

— Он не в курсе про колдуний, забыл, с кем говоришь? — отрезал Кащей. — Тут все просто, Глым Харитоныч. Просто число "тридцать четыре" у колдуний самое что ни на есть плохое. Оно же делится без остатка на 17, что еще хуже, ведь семнадцатого числа энного месяца раз в сто лет одна из колдуний обязательно должна умереть, превратившись перед тем в золотистую бабочку и спев невыносимо жалостную песню, от которой тут же умирает двадцать два обычных человека, а у каждого из них — по сорок четыре дальних родственника или однофамильца.

Я схватился за голову. Интересно, как у них с такими порядками вообще не вымерло все Царство?

— Но сейчас не об этом, — Кащей пощелкал перед моим носом костяными пальцами. — Так вот, сказочник Шнапс был человеком незлым и зря в своих сказках никого не убивал. Превратить — это да, это пожалуйста, но только чтобы потом с обязательным превращением обратно.

— Мораль, — покивал я.

— Да не всегда, иногда и просто так, развлекался. Однажды взял и превратил стадо козлов в Иванушек, а всех окрестных Иванушек — в козлов. Что тогда было — ни в сказке сказать, ни пером описать. Чуть полцарства с ума не рехнулось. Представляешь — выходишь ты, позевывая, утречком на крыльцо, глядь — а подле крыльца твой сосед Иван Демьяныч, абсолютно голый, за обе щеки травку-муравку наворачивает, да еще чавкает так смачно, аж самому хочется рядышком примоститься и вволю… Ужас!

Вот и в этот раз решил сказочник отделаться превращением. Колдунья, ну, та самая, которую не пригласили по ошибке, вдруг заявляется средь шумного бала и — нате вам, господа-дворяне, ешьте подарочек с кашей — заклинает королевну заклятьем нерушимым: в возрасте семнадцати лет обязательно найдет она на чердаке иглу, уколется ею и заснет сном колдовским, покуда не разбудит ее поцелуем прекрасный принц!

— Дальше я, я дальше расскажу! — подпрыгивал от нетерпения Колобок. — Там самое интересное! Шнапса почему-то переклинило, и сказка куда-то совсем не туда поехала. В общем, дальше вот что было: колдунью — на костер, все иглы — в переплавку, королевну до семнадцати лет — в Свинцовую башню. Да только выросла от чрезмерных забот девица балованной, все удовольствия до семнадцати лет перепробовала, ну и в результате на кокаине с пятнадцати лет торчала. И вот по недосмотру мамушек и нянюшек залезла на чердак, а там — заначка папина, героина грамм двадцать, шприц и ложка закопченная. Ну, королевишна не полная дура была, разобралась, что к чему, зарядила себе дозу. А герыч оказался паленый, она, натурально, отвалилась, полный коматоз, тут папик забегает, сопли, вопли, нянек-мамок посбрасывали с башни на колья, а все — сработало заклятье-то, сон колдовской. Стали тогда принца прекрасного ждать, да вот беда — принцам их мамы запретили с той принцессой целоваться, мало ли чего подхватить можно, а обычных парней король на пушечный выстрел к дочурке не подпускал.

— А настоящий принц, — вмешался Кащей, свирепо взглянув на Колобка, — явился только через сто лет, когда и принцесса, и ожидающие жениха родственники все уже померли и превратились в труху. Поэтому никого он целовать не стал, а просто вымел эту всю рухлядь вон, а сам сел царствовать. Конец.

И когда сказочник Шнапс закончил сочинять и приготовился купаться в овациях, выяснилась одна пакостная вещь. Оказалось, что другие Сказочники, два брата-бюрократа из соседней Джермании, придумали точно такую же сказку, только с другим концом, хорошим. В общем, началась война. Каждый из Сказочников хотел, чтобы сказка принадлежала толь ему и только в придуманном им виде. Вот и доигрались: нашего Шнапса спалил ихний дракон-огнеметчик Фалалей, а обоих братьев-джерманцев слопал наш Змиулан Горынович. Так что сказка эта стала ничейной — народной, так сказать. И кто как хочет, тот так ее и рассказывает.

— Ерунда какая, — пожал плечами я.

— О чем ты говоришь, — вздохнул Кащей. — И я, и другие советники Шнапса это понимали и уговаривали пойти на мировую, говоря официально, выпустить под коллективным автором. Да куда там — сказка! Но довольно о твоем предшественнике. Поговорим теперь собственно о нашей стране, а равно и о том, какие функции в ней ты должен будешь исполнять. Если до сих пор, конечно, ты сам не сообразил.

— Он не сообразил, — вставил Колобок. — Я в мыслях евойных покопался. Хлам, а не мысли.

— Страна наша, — быстро заговорил Кащей, не давая скандалу разгореться, — как вы уже поняли, мой милый Глым, сказочная, и живут в ней по преимуществу сказочные герои. Вернее, здесь-то они как раз всамделишные, самые, то есть, настоящие. А сказочные они для сказок, которые рассказываются в других мирах, вроде вашего. И придумывает наше население и все, что в нашем мире делается, специальный сказочник. Он вроде как управляет событиями, но только до определенного времени — пока сказочные герои не приживаются и не начинают жить полной жизнью. Многовато тавтологий, признаю, но уж очень волнительная тема.