Давным-давно жил на свете человек, было у него три сына, и все имущество его состояло из одного только домика, в котором он и жил. И хотелось каждому из сыновей после смерти отца получить этот дом, но отец любил всех троих одинаково и не знал, как ему поступить, чтобы никого из них не обидеть. А продавать дом он не хотел, потому что дом тот достался ему еще от прадедов; а то можно было его продать, а деньги между ними поделить. И вот надумал он, наконец, как ему поступить, и говорит своим сыновьям:
– Ступайте вы странствовать по белу свету, попытайте счастья, и пусть каждый из вас научится какому-нибудь ремеслу. А когда вернётесь домой, то дом получит тот, кто окажется лучшим мастером.
Сыновья этим решением остались довольны; и порешил старший из них стать кузнецом, средний – цирюльником, а младший – фехтовальщиком. Сговорились они о сроке, когда должны вернуться снова домой, и двинулись затем в путь-дорогу.
Случилось так, что каждый из них нашел себе опытного мастера, у которого он и мог хорошо выучиться ремеслу. Кузнецу пришлось подковывать королевских лошадей, и он подумал: «Ну, уж теперь дом я получу наверняка». Цирюльник брил всех знатных господ и тоже думал, что дом будет его. Фехтовальщик не раз получал удары, но он все это переносил терпеливо и духом не падал, думая про себя так: «Если ты будешь бояться ударов, то дома ты никогда не получишь». И вот пришел назначенный срок, и все они снова вернулись к своему отцу, но они не знали, как найти им случай, чтобы показать свое мастерство. Вот сидят они раз и между собой советуются. Сидят они и видят – бежит по полю заяц.
– Э-э, – говорит цирюльник, – а он кстати явился!
Взял он чашку и мыло, повертел помазком, взбил пену и, когда заяц подбежал ближе, намылил его на бегу и на бегу же выбрил ему бородку, и при этом не порезал его, и сделал все это так ловко, что не причинил ему никакой боли.
– Это мне нравится, – сказал отец, – если братья твои не превзойдут тебя в мастерстве, то дом будет твой.
А тут вскоре проезжала на полном ходу карета, и сидел в ней какой-то господин.
– Вот вы, батюшка, сейчас увидите, что я умею делать, – говорит кузнец.
Кинулся он вслед за каретой, сорвал у лошади на полном ходу все четыре подковы и подбил ей тотчас на ходу четыре новых.
– Ты парень ловкий, – сказал отец, – дело свое ты исполняешь не хуже, чем твой брат; я уж и не знаю, кому мне дом отдать-то.
Тогда говорит третий:
– Дозвольте и мне, батюшка, доказать свое мастерство.
А тут как раз начал идти дождь. Вытащил он свою шпагу и стал ею размахивать над головой так, что ни одна капля не могла на него упасть; а когда дождь пошел еще сильнее и перешел, наконец, в ливень, и целые потоки уже лили с неба, стал он размахивать своей шпагой все быстрей и быстрей, и остался совершенно сухим, точно сидел он под крышей. Увидал это отец, диву дался и говорит:
– Ты показал самое большое мастерство, дом отдаю я тебе.
Братья, как и обещали друг другу, решением остались довольны, а так как они очень любили друг друга, то порешили жить в доме все вместе; и стали они заниматься каждый своим ремеслом – а делу были обучены хорошо, и мастера были опытные, вот и зарабатывали они много денег. Так жили они счастливо до самой своей старости все вместе, и когда один из них заболел и умер, то двое других стали о нем грустить, да так, что сами с горя заболели и вскоре умерли. А так как были они мастера опытные и крепко любили друг друга, то и похоронили их всех вместе в общей могиле.
Раз летним утром сидел портняжка на своем столе у окна, было ему весело, и шил он изо всех сил. А проходила по улице той крестьянка, выкрикивая: «Хорошее варенье продаю! Хорошее варенье продаю!» Приятно это было портняжке услышать, вытянул он свою хилую шею в окошко и крикнул:
– Эй, голубушка, заходи-ка наверх, тут свой товар и продашь!
Женщина поднялась со своею тяжелою корзиной к портному на третий этаж и стала все свои горшки перед ним развязывать. Он все их оглядел-осмотрел, каждый поднял, пригляделся, понюхал и сказал наконец:
– Варенье, кажется, хорошее. Что ж, отвесь мне, голубушка, четыре лота, а то, пожалуй, и все четверть фунта возьму.
Женщина, понадеявшись сбыть немало своего товара, продала портному столько, сколько он просил, и ушла, ворча от досады.
– Ну, да благословит Господь Бог это варенье! – воскликнул портной. – И да пошлет он мне бодрости и силы. – С этими словами он достал из шкафчика хлеб, откроил себе краюху и намазал ее вареньем.
– Оно будет, пожалуй, недурно, – сказал он, – но сперва закончу я куртку, а потом уж как следует и поем. – Положил он кусок хлеба около себя и продолжал шить дальше, и на радостях стал он шить крупными стежками. А запах сладкого варенья между тем разнесся всюду по комнате, и множество мух, сидевших на стене, почуяли это и целым роем слетелись на хлеб.
– Эй вы, кто вас сюда звал? – сказал портняжка и стал гнать непрошеных гостей. Но мухи немецкого языка не понимали, не слушались его, и налетело их еще больше. Тут у портняжки, как говорится, терпенье наконец лопнуло, он вышел из себя, кинулся, схватил суконку и с криком: «Погодите, уж я вам задам!», без всякой жалости хлопнул изо всей силы по мухам. Взял он суконку, поглядел, сосчитал, и лежало перед ним, протянув ноги, не меньше чем семь мух, убитых замертво. «Вот каков я молодец! – сказал он и сам удивился своей храбрости. – Надо, чтоб об этом весь город узнал». Тут выкроил портняжка наскоро пояс, сшил его и большими буквами вышил на нем: «Побил семерых одним махом». «Да что город, – продолжал он рассуждать дальше, – весь свет должен о том узнать», – и сердце его забилось от радости, точно бараний хвост.
