При слове «золото» Госодзи так и подскочил.
— Мой бог богатства даст мне столько золота, сколько я пожелаю! Мне не нужны ваши жалкие деньги! Эта девица не может быть невестой моего сына, и если она собирается отдать богу душу, то убирайтесь отсюда, да поживее! Эй, Годзо, где ты там? Ты что о себе возомнил? Если ты сейчас же не разберёшься с этими оборванцами, я вышвырну и тебя. Вот доложу наместнику, что ты идёшь наперекор родительской воле — гляди, суровое будет тебе наказание! — Он ударил Годзо и сбил его с ног.
— Делайте со мой что хотите, — ответствовал Годзо. — Но эта девушка — моя жена. Если вы выгоните нас из дому, мы уйдём вместе, рука об руку. Мы давно были готовы к этому. — Он обернулся к Мунэ: — Пойдём.
Видя, что они собираются уходить, Мотосукэ сказал:
— Она упадёт, если сделает хоть один шаг. Она — твоя жена. Она должна умереть в твоём доме. — С этими словами Мотосукэ выхватил меч и отрубил сестре голову.
Годзо поднял голову с земли и, завернув её в рукав кимоно, побрёл прочь со двора. Ни слезинки не пролилось у него из глаз.
Госодзи стоял как громом поражённый. Потом очнулся.
— Что ты хочешь делать с этой головой?! Я не позволю тебе хоронить её рядом с нашими предками! Её брат — убийца! Его надобно сдать властям! — Госодзи вскочил на коня и во весь опор поскакал к деревенскому старосте.
Узнав о случившемся, староста поразился:
— Они, верно, сошли с ума! Мать их, конечно, не ведает ни о чём… — И поспешил в дом Мотосукэ, стоявший по соседству.
Задыхаясь, он поведал матери Мунэ о случившемся.
— Не иначе, Мотосукэ лишился рассудка! — заключил он рассказ.
Но мать продолжала ткать, как ни в чём не бывало, и только заметила:
— Вот как… Значит, он это свершил… — Она всё осознала, но не выказала удивления. — Спасибо, что соблаговолили известить нас.
Староста остолбенел. «Я-то считал, что дьявол — Госодзи. Но эта женщина будет похуже его… Как ловко она дурачила нас!» — пробормотал он себе под нос и помчался к наместнику.
Тот повелел немедля схватить всех причастных к убийству и доставить к нему.
— Эти люди возмутили спокойствие всей деревни! — гневался он. — Следует выяснить обстоятельства дела. Мотосукэ убил родную сестру и должен быть брошен в тюрьму. Годзо тоже должен остаться здесь для дознания.
По приказу наместника обоих заточили в темницу.
Спустя десять дней наместник призвал всех к себе. Закончив дознание, он объявил:
— Хотя Госодзи не совершил преступления, он несёт на себе тяжкое бремя вины. Ибо, всё, что случилось у него на глазах, есть следствие его алчности и корыстолюбия. Ему надлежит находиться пока под домашним арестом. После того как суд определит меру его вины, Госодзи будет вынесен приговор. Что до Мотосукэ, то он виновен менее Госодзи. Да, он убил родную сестру, но мать одобрила этот поступок. Однако ему также надлежит не отлучаться из дому. А вот поступки Годзо вызывают недоумение и подозрение. Но дело это не столь простое, чтобы прояснить его обстоятельства обычным дознанием. — И наместник приказал снова отправить Годзо в темницу.
Спустя пятнадцать дней наместник огласил окончательное решение:
«Высочайшее повеление правителя провинции! Виновными признаны Госодзи и Годзо. Им надлежит немедля оставить родное селение и покинуть пределы земли Сэтцу!»
Отца и сына вывели из управы под стражей и препроводили до границы провинции.
«Мотосукэ и его мать совершили неслыханное. Посему им также воспрещено оставаться в селенье. Им дозволяется жить у западных границ Сэтцу».
На этом дело было закрыто. Всё имущество Госодзи, в том числе бога богатства, конфисковали чиновники. Чёртов Содзи в ярости топал ногами, потрясал кулаками, выл и бесновался так, что тошно было смотреть.
— Годзо! — вопил он. — Это ты во всём виноват!
Он бросил Годзо на землю и принялся избивать его, но тот даже пальцем не пошевелил.
— Делайте со мной что хотите, — только и вымолвил он.
— Ненавижу! Ненавижу тебя! — кричал Госодзи и продолжал избивать Годзо, пока у того не хлынула кровь.
На шум сбежались жители селения, Госодзи всегда вызывал у них отвращение; его оттащили от Годзо и помогли юноше встать на ноги.
— Вы спасли мне жизнь, хотя она не достойна подобной милости. И всё же мне ещё не время принять смерть…
Ни одна чёрточка не дрогнула в лице Годзо.
— В тебя, верно, вселился бог нищеты! — завопил Госодзи. — Я потерял всё, что имел, я буду ползать в грязи, но верну своё состояние! Я поеду в Наниву[12] и открою там дело! А тебя я лишаю наследства. Не смей больше ходить за мной! — Лицо Госодзи перекосилось от ярости, он выбежал из деревни — и исчез навсегда.
А Годзо вскоре принял постриг и вступил на Путь Будды. Он поселился в горном монастыре и достиг выдающейся святости.
Мотосукэ по-прежнему поддерживал мать. Оба они нашли пристанище в Хариме, у родни со стороны матери, и Мотосукэ снова взял в руки мотыгу и вернулся к крестьянскому труду. А мать поставила свой станок и ткала с утра до ночи, уподобившись Такухататидзи-химэ[13]. Жена Госодзи вернулась к родителям и тоже постриглась в монахини. А люди и поныне помнят бесстрашную улыбку отрубленной головы Мунэ…
