Сказки уличного фонаря - [8]

Шрифт
Интервал

— Александр Сергеевич! Два-три дня невеста подождет, целей будет, — развел руками улыбаясь во все усы Шепелев. — У меня для Вас найдется досуг. Библиотека у меня большая, приобрел у Чаадаева — пятнадцать тысяч томов. Извольте. Охота? Пожалуйте. А я, — как-то сердито уже говорил генерал. — Разве Вам герой отечественной войны не интересен?

— Интересны, Дмитрий Дмитриевич, как же, — показно вздыхая, успокаивал поэт.

— Я Вам скрашу здесь эту временную потерю невесты, уж будьте покойны — будут дела!

— Да дела, Дмитрий Дмитриевич, — корчась и глупо улыбаясь говорил Пушкин. — совсем противоположные Вашим планам меня здесь увлечь.

— Успокойте старого гусара, что несколько дней, аккурат до престольного праздника погостите, — настойчиво уговаривал Шепелев. — Тем более, что и для Вашего нелегкого писательского ремесла найдутся темы.

Пушкин вздохнул глубоко, достал платок и прикоснул к губам.

— Да… — спрятал платок, — Дмитрий Дмитриевич, оно, конечно, спасибо… А не слышали ли про моего деда Осипа Ганнибала, имевшего честь служить здесь? — вспомнил Александр Сергеевич.

— Ганнибала? — задумался Дмитрий Дмитриевич. — Это, наверно, при тесте моем Иване Родионовиче? Не знаю… А знаете, кто может знать? — нашелся Шепелев. — Древний Константинов в Решном. Вот он, наверняка и помнит.

— Вот как? — оживился Александр Сергеевич, — А как свидеться с ним?

— Свидетесь, непременно свидетесь. Только сначала…

— Охота!

— Так точно!..

После обеда господа вознамерились выйти в парк и, проходя к выходу на первом этаже, подошли к чудесной винтовой лестнице.

— А вот, любезный, Александр Сергеевич, посмотрите на диво — винтушка, — похвалился Шепелев, когда первый вошел в ещё одну комнату, поменьше, а Пушкин за ним, разглядывая еще предыдущую. — Поверите, что из чугуна? — показывая Пушкину винтовую лестницу. — Голандец смастерил один… Она как раз уходит вниз, в подвал… И в подземный ход. Хотите туда?

— Нет! — сразу отказался поэт.

Внизу возле лестницы стоял человек с коротенькой бородкой, опрятно одетый.

— Молодец! — улыбаясь и одновременно нахмуря брови, крикнул ему Шепелев.

Молодец вытянулся и с беспристрастным лицом отрапортовал:

— Рад стараться!

— Рунты мои, круглосуточная охрана. Удальцы, по шесть часов стоят, хоромы охраняют, — ткнул вверх пальцем Дмитрий Дмитриевич. — Ну, там не интересно, — улыбнулся застенчиво и почему-то шёпотом. — Винтушку Баташовы для девок сотворили. Ши-ирк! — кивнул вверх. — И в спальне.

Пушкин тоже улыбнулся и кивнул понимающе.

— А пойдем мы с Вами, любезный Александр Сергеевич, в парк…

IV

В парке возле одного из партерных гротов со статуями времен года, недалеко от липовой аллеи несколько подростков с граблями стояли и были удивлены неожиданно появившимся барином с гостем. Дмитрий Дмитриевич не обратил на них внимания, обратившись к осматривающему парк поэту:

— Вот мы и на воле, здесь и сад, здесь и парк, этакий курдонер. Дышите, наслаждайтсь, Александр Сергеевич! Спасибо Ивану Родионовичу за столь чудный партер. Пойдемте…

Они пошли несколько по аллее и Шепелев рассказал:

— Здесь вот парк, французский. Замечаете руку человека-творца, нарисовавшего природу?..

— Не хуже, например, Петергофа, — сравнил Пушкин иронично.

— Обижаете, лучше! Лучше Версаля и Сан-Суси, вместе взятых! Уж повидал я в кампаниях предостаточно, поверьте…

Они шли по аллее вдоль подстриженных деревьев и кустарников в виде геометрических фигур, ваз и колонн, пересекая кое-где в перекрестках примыкающих под разными углами меньших аллей мифологических статуй, фонтанов и беседок.

Шепелев обратил внимание, в первую очередь, на шесть оранжерей. Показал двухэтажную, примыкающую к господскому дому с правой стороны с заморскими растениями и цветами. Слева от дома чуть вдали возвышалась ротондой вторая, фруктовая. Дальше в конце липовой аллеи ещё четыре. Абрикосы, вишни, сливы, ананасы и виноград выращивались в них.

Слева от аллеи фырчало круглое каменное здание. Как объяснил Дмитрий Дмитриевич, водокачная паровая машина для подачи воды во всё это растительное великолепие.

— Вот мы с Вами почти дошли до границы из света прямиком в дикую природу. Там далее уже другая часть… Но мы туда не пойдем, — сказал Шепелев, остановившись и показав вперёд рукой на канавы.

— Да, Дмитрий Дмитриевич! — все не мог налюбоваться парком поэт. — Уж какие видывал поместья, а у Вас тут регулярный рай. Да тут и Англия, здесь и Франция и Германия с Люксембургским садом.

— Помилуйте, Александр Сергеевич! — оправдывался Шепелев. — Какая заграница? Столица с Царским Селом, и та… увольте… Хотя, вот, — дошли до оперного театра с полукруглым проездом. — Театр, разве что Одессе, да в Риге такой сыщешь.

— Так это Мариинский театр! — воскликнул Пушкин.

— Да. Похож, — спокойно сказал Шепелев. Ведь тот же автор — Ринальди…

— Чудно! — восхищался Пушкин.

На небольшой цилиндрической афише рядом красовалось: «Своя семья или замужняя невеста» — комедия-водевиль в трех действиях.

— И давно построен сей театр? — спросил Пушкин.

— Давно? — переспросил Шепелев. — Вы, Александр Сергеевич, временем всё, как заметил интересуетесь, аки историк, на прозу поэзию жизни переводите, — улыбнулся Дмитрий Дмитриевич. — В пятнадцатом году мы с Дарьей Ивановной строили, да с газовым освещением! Но… вот через три года ее не стало, а я один развлекаюсь. Хотя, не один — абонементы продаю всем желающим по рублю на год… Вам, ежели, желаете — полцены скидка, — мелко засмеялся Дмитрий Дмитриевич, снимая со шляпы Пушкина оранжевый липовый листок и отдавая ему. — Труппа первоклассная, вожу её Москву на зиму. Пятьдесят музыкантов… — играют на скрыпках Гварнери! — показал Шепелев весёлым жестом. — Сорок хористов! Да Вы её видели в прошлом году у меня на Сущевском валу!


Рекомендуем почитать
Мой дикий ухажер из ФСБ и другие истории

Книга Ольги Бешлей – великолепный проводник. Для молодого читателя – в мир не вполне познанных «взрослых» ситуаций, требующих новой ответственности и пока не освоенных социальных навыков. А для читателя старше – в мир переживаний современного молодого человека. Бешлей находится между возрастами, между поколениями, каждое из которых в ее прозе получает возможность взглянуть на себя со стороны.Эта книга – не коллекция баек, а сборный роман воспитания. В котором можно расти в обе стороны: вперед, обживая взрослость, или назад, разблокируя молодость.


Слезы неприкаянные

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Отец

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мать

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Транзит Сайгон-Алматы

Все события, описанные в данном романе, являются плодом либо творческой фантазии, либо художественного преломления и не претендуют на достоверность. Иллюстрации Андреа Рокка.


Повести

В сборник известного чешского прозаика Йозефа Кадлеца вошли три повести. «Возвращение из Будапешта» затрагивает острейший вопрос об активной нравственной позиции человека в обществе. Служебные перипетии инженера Бендла, потребовавшие от него выдержки и смелости, составляют основной конфликт произведения. «Виола» — поэтичная повесть-баллада о любви, на долю главных ее героев выпали тяжелые испытания в годы фашистской оккупации Чехословакии. «Баллада о мрачном боксере» по-своему продолжает тему «Виолы», рассказывая о жизни Праги во времена протектората «Чехия и Моравия», о росте сопротивления фашизму.