Сказки. Том 3 - [28]

Однажды вечером, после садика у Ланы обнаружился жар. Девочка приболела, её не стали купать, положили в постель в ночной сорочке, дали ей на ночь лекарств, горячего чаю с мёдом, а потом укрыли толстым одеялом и велели не вставать.

Бедная Ланочка, она тут же вспомнила про свой халатик и встала потихоньку, когда все вышли из комнаты и выключили свет. Ланочка открыла шкаф, достала из него своего мягкого друга, но тут послышались взрослые шаги, и ей тут же, почти бегом, пришлось возвращаться в постель, ведь вставать было запрещено строго–настрого!

Ай–яй–яй! По дороге к постели Ланочка нечаянно уронила халатик на пол! Чтобы никто не заметил, что она не спит, хозяйка халатика крепко–накрепко зажмурила глаза и даже затаила дыхание. Взрослые постояли возле постели ребенка, постояли, повздыхали и ушли.

Лана очень старалась показать, что она спит, так удачно старалась, что… уснула на самом деле.

И остался её бедный розовенький халатик, никем незамеченный, лежать на полу до самого утра. Халатику было очень–очень грустно. Раньше, в шкафу, ему никогда так грустно и одиноко не было. Там рядом с ним находились Ланины платья, рубашки, кофточки. А здесь, на полу, ничего этого не было!

Всю ночь далеко, за окном, громко дул ветер, а на рассвете стало видно, как летят белыми стаями быстрые бабочки–снежинки. Халатик так и не уснул до самого утра. Ему казалось теперь, что он не просто так лежит на полу, а находится на посту, сторожит Ланочку от всяческих болезней и неприятностей, чтобы они, коварные, не проникли в комнату, пока спит его добрая маленькая хозяйка.

А утром ещё до того, как проснулись взрослые, Лана открыла глаза, потому что ей захотелось пить. Она встала и тут же увидела свой дорогой, свой милый розовый халатик.

«Прости меня, мой дружок, я больше никогда–никогда не оставлю тебя одного на полу!» — сказала девочка и, надев халатик, пошла в нем на кухню утолить жажду…

А потом Лана, стоя у окна в розовом халатике и розовых тапочках, долго–долго наблюдала за тем, как летят сквозь небо и падают по всему двору быстрокрылые бабочки–снежинки. И халатику снова было хорошо. Так же хорошо, как и раньше.

КАК ТИГРЫ РАЗГОВАРИВАЮТ

— А тигры разговаривают?

— Конечно. Только у них свой особый язык — тигриный.

— Знаю–знаю! Они рычат громко, вот так: «Рры! Рры!»

— А вот и нет! Так они только ругаются или жалуются, когда в лесу страшно: ночью, например, или во время грозы… Или когда их обидели, а пожаловаться, чтобы пожалели, совсем некому. Вот они тогда и рычат от глубокого горя и волнения. А когда просто так — они совсем не рычат.

— Что же они делают? Говори скорее, а то уже я буду рычать и плакать. Ну, пожалуйста! Нас ведь, маленьких детей, обижать нельзя, правда, папа?

— Правда. Никого обижать нельзя. А уж вас, маленьких, совсем стыдно. Так и быть, скажу тебе по секрету. Тигры, когда разговаривают, то не рычат, а урчат.

— Это как?

— А так. Знаешь, как будет по–тигриному «здравствуйте, как ваши дела?»

— И как?

— Ур–ур–уррр..

— Здорово! Запоминается так легко! Пап, а пап! Научи меня по–тигриному разговаривать! А как по–ихнему «папа»?

— Ур–ур–уррр..

— А «мама»?

— Ур–ур–уррр..

— А «мороженое»?

— Ур–ур–уррр..

— Да уж. Запомнить–то легко. А как отличить: когда и что сказано? Что–то всё одинаково получается. Язык–то простой, это хорошо, но я так ничего не понимаю, пап. Я сейчас рычать начну. От горя, конечно.

— И чего ж тут непонятного?! Одно и то же слово можно ведь совсем по–разному произнести. И тигры своё «Ур–ур–уррр…» никогда друг с другом не перепутают. Слух у них отличный, музыкальный, как у всех больших кошек. Когда они говорят по–тигриному «мама» или «папа», то «Ур–ур–ур» становится нежным–нежным, совсем домашним. А когда здороваются, то это же «Ур–ур–уррр..» очень вежливое такое и внимательное. А когда про мороженое говорят, то «Ур–ур–уррр..» сразу получается сладким–сладким и холодненьким.

— Ой! Ой–ёй–ёй-ёй! Как замечательно! Вот послушай: «Ур–ур–урррр….» Тебе понятно? Да? Ну, пожалуйста, переведи, папа! Ну, папа!

— Ладно, хорошо. «Дорогой папа, включи мне, пожалуйста, мультики по телевизору!»

— Точно! Пап, а что: мы с тобой теперь настоящие тигры, да? Мы же теперь по–тигриному вон как разговариваем!

— Настоящие, настоящие. Только, давай, договоримся: сначала покушаешь, а мультики потом, хорошо?

— Ага! То есть, нет–нет, не так, а «Ур–ур–уррр…». Вот как теперь. Правильно?

— Правильно–правильно! Молодец!

— Не молодец, не молодец! «Ур–ур–уррр…» Вот как надо.

«И ВДРУГ»

— Ты что такой маленький, лохматенький, плачешь? Что случилось?

— Ничего, ничего. Это я так, нечаянно. Всё хорошо.

— Надо же: маленький, а терпит, не жалуется. Ну, если всё хорошо, то, как тебя зовут?

— «И вдруг» меня зовут. Имя у меня такое, вот.

— Очень интересно. Что же это за имя такое? Ты, вообще, кто? Заяц? Бурундук? Хомяк? Суслик? Чьих ты будешь, уважаемый «И вдруг»?

— Я не из чьих. В том–то и дело. Я — сам по себе чудо. Так меня и дразнят: одни говорят, что я чудо, которое чудо–юдо, другие — что я и не чудо, а чудёныш натуральный, да ещё в перьях. А у меня и перьев–то нету, мохнушки у меня одни… ы–ы–ы-ы…