Сказки старого Вильнюса III - [4]

Девочка моя стоит по щиколотку в золотой этой воде и хохочет, прижав ладони к щекам.

— Именно так и представляла себе в детстве любую «сокровищницу». То есть клад — просто сундук с монетами и камнями, как в кино, с ним все понятно. Но «сокровище» — это так много, что ни в один сундук не поместится. И оно везде сразу, течет, как река, не может остановиться. И каждый может напиться, унести в себе столько сокровища, сколько поместится, стать золотым и серебряным изнутри — навсегда. Даже не знаю, откуда я это взяла. Вроде бы в сказках ничего похожего не было.

Зачерпнув полную пригоршню, вопросительно смотрит на меня:

— Можно?

— Конечно, — улыбаюсь. — Пей.

И сам наклоняюсь, чтобы сделать сладкий золотой глоток. Надо пользоваться случаем. Когда еще такая клиентка попадется. «Унести в себе столько сокровища, сколько поместится» — надо же было додуматься! С самого начала знал, что мне с ней повезло.

— Куда теперь?

— Тут такое половодье, что лучше обратно, на улицу. Тем более ты еще василиска не видела.

— Какого василиска?!

— Который раньше сокровищницу охранял. До семнадцатого, что ли, века; впрочем, с датами я вечно путаюсь.

— Почему только до семнадцатого?

— А потом, согласно известной городской легенде, в подземелье послали какого-то хитрого каторжника. А тот вооружился зеркалом, чтобы василиск убил себя своим смертоносным взглядом.

— Как Медуза горгона?

— Ну. Популярный сюжет. Но не знаю, как Медуза, а василиск убивает взглядом, только когда сам этого захочет. Что, в общем, нормально. Всякое разумное существо должно иметь возможность самостоятельно принимать столь ответственные решения. Поэтому наш василиск не стал умирать от собственного взгляда. Но с ним случилась другая неприятность. Он влюбился.

— В свое отражение?

— Ага. Он же никогда раньше не видел зеркал. В сокровищнице ни одного не оказалось, а кроме нее тут, сама видишь, никакой культуры быта, одни коридоры подземные. Поэтому василиск решил, что перед ним какое-то другое существо. Такое прекрасное, что хоть сейчас женись. Отобрал у каторжника зеркало и с тех пор с ним не расстается. Даже вылез из-под земли на свет, чтобы лучше видеть предмет страсти.

— До сих пор хочет жениться?

— Ну, для начала хотя бы познакомиться. Василиск, видишь ли, совершенно уверен, что зеркало — вход в дом его прекрасного двойника. И уже которое столетие прикидывает, как бы этой дверью воспользоваться. Надеюсь, в конце концов у него все получится. Я за него болею. В девяностые мы с друзьями даже делали ставки — успеет наш василиск исчезнуть до конца тысячелетия или останется с нами. Я ставил на скорый успех и продул… Вот в этом дворе он засел. Видишь, какая щель здоровенная в воротах? Это местные мальчишки нарочно расковыряли, чтобы за василиском подглядывать. Ну а мы, экскурсоводы, корыстно пользуемся плодами их детского труда.

— А можно я посмотрю?

— Конечно. Это обязательный пункт программы. Не показать гостю василиска — совсем уж бессовестная халтура. Я бы тогда сам от собственного взгляда в зеркало помер — со стыда.

— Лучше бы ты запретил. Мне же страшно! Все-таки василиск. А вдруг зыркнет?

— Не беспокойся. Ему уже триста с лишним лет не до нас.

— Ладно, рискну, — вздыхает она и припадает к щели. — Ой, он птица?

— Можно и так сказать. Но вообще-то, у василиска только голова петушиная. А тело жабы. С таким особо не полетаешь. Оно, знаешь, и к лучшему. А то завел бы привычку делать пару кругов над вечерним городом для моциона. Не очень хорошо для туристического бизнеса. Народ нынче опасливый пошел.

— А по-моему, наоборот. Толпами повалили бы! Куда теперь?

— Времени совсем мало. Но может быть, успеем хотя бы к Тони заглянуть. Его кафе совсем рядом. Пошли.

— О, — говорю. — Внимание. Интересный момент. Видишь, здесь заканчивается асфальт и начинается булыжник. На этой границе будь предельно внимательна. Не сейчас, потом. В самом начале булыжной мостовой можно найти удивительные штуки. То есть выглядят они как обычный мусор. Цветная стекляшка, пробитый автобусный билет, пуговица, гвоздь. Находку надо подобрать, сунуть куда-нибудь и забыть. А потом снова обнаружить, разбирая дорожную сумку или перекладывая мелочь в новый кошелек. Но только забыть надо по-честному и найти совершенно случайно, притворство не пройдет.

— И что будет?

— Сюрприз. Какой — никто заранее не знает. Это и есть самое интересное. Стекляшка может стать драгоценным сапфиром, билет — запиской с телефоном давно потерявшегося друга, пуговица — старинными часами-луковицей, а гвоздь — ну, например, флешкой с файлом, где записаны лучшие в мире стихи. Старые, забытые, как ни странно, твои.

— Ооо, — тихонько вздыхает она от полноты чувств.

— А теперь напрррра-во! Раз, два. Как в школе на физкультуре. И входим во двор.

— Ничего себе двор! Это же кусок леса.

— Ну да. Вильнюс, в отличие от большинства городов, не в чистом поле построен, а пророс сквозь лес… Внимание, тут ступеньки. Смотри под ноги, пожалуйста. А теперь налево. Это Тонино невидимое кафе. Лучшее в городе.

— Ничего себе — «невидимое»! Вывеска на полфасада.

— Это сейчас так. А заглянешь сюда днем, поймешь, о чем я.