Сказки - [13]
Мельник начал:
— Дед мой когда-то огородником был, а я помогал ему. Однажды он послал меня за тыквой. Взял я топор и пошёл на бахчу спелую тыкву искать. Шёл, шёл и нашёл. Замахнулся я, чтобы срубить тыкву, а топор весь в неё ушёл и пропал. Залез я в тыкву и стал искать топор. Три дня и три ночи ходил — топора нет как нет. Встретил я там человека с девятью верблюдами и спрашиваю:
— Побратим, не попадался ли тебе здесь мой топор?
— Какой там топор! Я тут целого верблюда потерял и не могу отыскать, а ты — топор!
Тогда я воротился к деду и рассказал всё, как было. А он схватил меня за ухо, хорошенько оттрепал и сказал:
— Коли встретишь где помольщика, обмани и съешь его лепёшку…
— Теперь послушай, что я тебе расскажу, — начал в свою очередь помольщик. — Отец мой был пасечником и держал много ульев. Он всех своих пчел до одной знал, и стоило какой-нибудь под вечер не вернуться, он тотчас же шёл разыскивать ее.
Как-то искал он потерявшуюся пчелу и видит: в поле какой-то человек впряг её вместе с буйволом и пашет как ни в чём не бывало. Отец отобрал у него свою пчелу, а ей, как на грех, ярмом шею натёрло. Стал отец лечить пчелу, чем ему ни скажут. Один старик и научи его сжечь ядрышки от орехов и пеплом рану присыпать. Хорошо. Только одно ядрышко не сгорело до конца, принялось, и на шее у пчелы ореховое дерево выросло. Кто ни пройдёт — комок земли швырнёт, авось, мол, орехи сбить удастся. На ветках столько земли собралось, что трава проросла — не орех, а лужайка.
Полезли мы с отцом траву косить. Глядим: на лужайке олень пасётся. Отец бросил в него косу, а косовище в ухо оленю воткнулось. Мотал он, мотал головой, так всю траву и скосил.
Стали мы с отцом сено копнить. Взобрался я на копну, а он мне снизу вилами сено подаёт. Копнили, копнили, до самого неба добрались, а сено ещё осталось. Подал мне тятя топор. Рубил я, рубил, дыру в небе прорубил и забрался на него. Гляжу — ангелочки простоквашу уплетают. Дали и мне. Ел я простоквашу, ел, досыта наелся, пора, думаю, на землю возвращаться. Выглянул я в дыру, смотрю — а копна-то повалилась. Что теперь делать?.. Взял я у ангелочка верёвку и стал спускаться. Целый день спускался, и застала меня ночь. Разломал я топорище, костёр развёл и остался у костра ночевать. А верёвка перегорела, и полетел я на землю. Летел, летел, плюхнулся в болото и по шею в тине увяз.
Вздумал я вылезти, а тина не пускает. Так и остался в болоте. А патлы у меня давно не стрижены, торчат над болотом, словно очерет. Прилетели тут дикие утки, свили на моей голове гнездо и вывели утят. Учуял их волк, прибежал, а я изловчился, в хвост ему вцепился, да как крикну:
— Ату его!..
Волк рванулся и выволок меня из болота. Тут я волка выпустил, а из него бумажка выпала, а на ней написано:
«Мельник, рыбаку рыбу не продавай — лепёшка-то помольщика».
Про двух братьев
Было нас двое братьев. Отправились мы однажды в лес по дрова. Нарубили дровец и сели отдохнуть.
Брат мой и говорит:
— Кабы нам сейчас белый каравай — мы бы его натощак в один присест уплели!
Не успел брат это промолвить, глядим, с горки белый каравай катится. Прямо к нам.
Ели мы, ели — наелись.
Брат говорит:
— А теперь бы флягу вина, мы бы её до дна выпили!
Не успел он это промолвить, глядим — с горки фляга сама собой катится и прямо к нам.
Пили мы, пили — напились.
Брат опять говорит:
— Эх, хорошо бы сейчас с медведем побороться, косточки размять!
Не успел брат это промолвить, глядим — с горки медведь катится и прямо на нас…
А у меня, храбреца, словно два сердца: одно говорит «держи!», другое кричит «беги!» Послушался я того, что «беги» кричит, да как припущу, только меня и видели.
На другой день вернулся я в лес. Гляжу: от брата хоть клочья одёжки остались, а от медведя — ну ничегошеньки!..
Кулик и Журавль
Кулик и Журавль у болота родились и болота не покидали. И так хорошо им жилось, что все им завидовали и говорили:
— Журавль — хитрец, а Кулик — молодец!
У слышали это приятели, возгордились и сказали друг другу:
— Да, да, да! Хороша болотная вода! Мы одни хозяева болота и с другими нам делиться неохота.
Тут они взмахнули крыльями и ввысь поднялись. Летели, летели, на поле широком сели. И захотелось им, чтобы всё в поле было по их воле.
— Кто нас здесь ни увидит, все нам подчинятся, — сказал Журавль-хитрец Кулику-молодцу.
И вдруг слышат они крик перепела:
— Прр-прр! Прочь, прочь!.. Убирайтесь живей, я здесь всех важней, всех важней!
А жаворонок поднялся высоко-высоко, крылышками затрепыхал, залился-засвистал:
— С запада на восток это поле вдоль и поперек моё, моё, моё!
И голос жаворонка разносился по всему полю.
А на Журавля-хитреца и Кулика-молодца никто и взглянуть не хочет.
Присмирели наши приятели, клювы повесили, посидели, послушали.
— Скучно здесь, братец!
— И впрямь скучно!
— Давай улетим!
— Давай, братец.
Взмахнули они крыльями и ввысь поднялись. Летели, летели, в дремучий лес залетели и на сухом дереве сели.
Захотелось им, как в поле, чтобы в лесу все было по их воле.
— Чик, чик, чик, фью, чик-чик!.. — разнёсся по всему лесу звонкий, заливистый голос.
Всё живое притаилось и слушает.
— Что это? — спросил Кулик-молодец сороку.
