Сказки об Италии - [25]

– Смотри, урод, ты не умнее меня!..

Он согласился:

– Я знаю.

Угловатое лицо его было, как всегда, спокойно, глаза смотрели сосредоточенно – не верилось, что он зол и может лгать.

После этого она стала не так часто заходить к нему. Ее посещали подруги – шумные девочки в разноцветных платьях, они славно бегали по большим, немножко холодным и угрюмым комнатам, – картины, статуи, цветы и позолота – всё становилось теплее при них. Иногда сестра приходила с ними в его комнату, – они чопорно протягивали ему маленькие пальчики с розовыми ногтями, дотрогиваясь до его руки так осторожно, точно боялись сломать ее. Разговаривали они с ним особенно кротко и ласково, с удивлением, но без интереса осматривая горбуна среди его инструментов, чертежей, кусков дерева и стружек. Он знал, что все девочки зовут его «изобретателем», – это сестра внушила им, – и что от него ждут в будущем чего-то, что должно прославить имя его отца, – сестра говорила об этом уверенно.

– Он, конечно, некрасив, но – очень умный, – часто напоминала она.

Ей было девятнадцать лет, и она уже имела жениха, когда отец и мать погибли в море, во время прогулки на увеселительной яхте, разбитой и потопленной пьяным штурманом американского грузовика; она тоже должна была ехать на эту прогулку, но у нее неожиданно заболели зубы.

Когда пришло известие о смерти отца и матери, она, забыв свою зубную боль, бегала по комнате и кричала, воздевая руки:

– Нет, нет, этого не может быть!

Горбун стоял у двери, кутаясь портьерой, внимательно смотрел на нее и говорил, встряхивая горб:

– Отец был такой круглый и пустой – я не понимаю, как он мог утонуть…

– Молчи, ты никого не любишь! – кричала сестра.

– Я просто не умею говорить ласковых слов, – сказал он.

Труп отца не нашли, а мать была убита раньше, чем упала в воду, – ее вытащили, и она лежала в гробу такая же сухая и ломкая, как мертвая ветвь старого дерева, какою была и при жизни.

– Вот мы остались с тобою одни, – строго и печально сказала сестра брату после похорон матери, отодвигая его от себя острым взглядом серых глаз. – Нам будет трудно, мы ничего не знаем и можем много потерять. Так жаль, что я не могу сейчас же выйти замуж!

– О! – воскликнул горбун.

– Что такое – о?

Он, подумав, сказал:

– Мы – одни.

– Ты так говоришь это, точно тебя что-то радует!

– Я ничему не радуюсь.

– Это тоже очень жаль! Ты ужасно мало похож на живого человека.

Вечерами приходил ее жених – маленький, бойкий человечек, белобрысый, с пушистыми усами на загорелом круглом лице; он, не уставая, смеялся целый вечер и, вероятно, мог бы смеяться целый день. Они уже были обручены, и для них строился новый дом в одной из лучших улиц города – самой чистой и тихой. Горбун никогда не был на этой стройке и не любил слушать, когда говорили о ней. Жених хлопал его по плечам маленькой, пухлой рукой, с кольцами на ней, и говорил, оскаливая множество мелких зубов;

– Тебе надо пойти посмотреть это, а? Как ты думаешь?

Он долго отказывался под разными предлогами, наконец уступил и пошел с ним и сестрой, а когда они двое взошли на верхний ярус лесов, то упали оттуда – жених прямо на землю, в творило с известью, а брат зацепился платьем за леса, повис в воздухе и был снят каменщиками. Он только вывихнул ногу и руку, разбил лицо, а жених переломил позвоночник и распорол бок.

Сестра билась в судорогах, руки ее царапали землю, поднимая белую пыль; она плакала долго, больше месяца, а потом стала похожа на мать – похудела, вытянулась и начала говорить сырым, холодным голосом:

– Ты – мое несчастие!

Он отмалчивался, опуская свои большие глаза в землю. Сестра оделась в черное, свела брови в одну линию и, встречая брата, стискивала зубы так, что скулы ее выдвигались острыми углами, а он старался не попадаться на глаза ей и всё составлял какие-то чертежи, одинокий, молчаливый. Так он жил вплоть до совершеннолетия, а с этого дня между ними началась открытая борьба, которой они отдали всю жизнь – борьба, связавшая их крепкими звеньями взаимных оскорблений и обид.

В день совершеннолетия он сказал ей тоном старшего:

– Нет ни мудрых волшебников, ни добрых фей, есть только люди, одни – злые, другие – глупые, а всё, что говорят о добре, – это сказка! Но я хочу, чтобы сказка была действительностью. Помнишь, ты сказала: «В богатом доме всё должно быть красиво или умно»? В богатом городе тоже должно быть всё красиво. Я покупаю землю за городом и буду строить там дом для себя и уродов, подобных мне, я выведу их из этого города, где им слишком тяжело жить, а таким, как ты, неприятно смотреть на них…

– Нет, – сказала она, – ты, конечно, не сделаешь этого! Это – безумная идея!

– Это – твоя идея.

Они поспорили, сдержанно и холодно, как спорят люди большой ненависти друг ко другу, когда им нет надобности скрывать эту ненависть.

– Это решено! – сказал он.

– Не мною, – ответила сестра.

Он приподнял горб и ушел, а через некоторое время сестра узнала, что земля куплена и, более того, землекопы уже роют рвы под фундамент, десятки телег свозят кирпич, камень, железо и дерево.

– Ты всё еще чувствуешь себя мальчишкой? – спросила она. – Ты думаешь, это игра?