Сказки о Силе - [98]

Дон Хенаро сделал паузу. Паблито отозвался на его слова кивком.

– Если вы двое решите вернуться на Землю, – сказал он, – то вы должны будете ждать как истинные воины до тех пор, пока не будут выполнены ваши задачи. Это ожидание очень похоже на спуск воина в этом рассказе. Понимаете, воин покидал время человеческой жизни, – то же и с вами. Единственная разница заключается в том, кто целится в вас. Те, кто целились в воина, были его товарищами-воинами. Но то, что целится в вас двоих, – это неизвестное. Единственным вашим шансом является ваша неуязвимость. Вы должны ждать, не оглядываясь назад. И вы должны направить всю вашу личную силу на выполнение ваших задач.

Если вы не будете действовать неуязвимо, если вы начнете психовать и станете нетерпеливыми или отчаетесь, то вы будете безжалостно застрелены меткими стрелками из неизвестного.

С другой стороны, ваша неуязвимость и ваша личная сила таковы, что вы способны выполнить ваши задачи. Тогда вы достигнете обещания силы. Это обещание, которое личная сила дает людям как светящимся существам. У каждого воина – своя судьба, поэтому невозможно сказать, чем именно будет это обещание для каждого из вас.

Солнце почти село. Светло-оранжевая окраска на далеких северных горах потемнела. Пейзаж создавал ощущение выметенного ветром одинокого мира.

– Вы узнали, что сущностью воина является быть смиренным и эффективным, – сказал дон Хенаро, и его голос заставил меня подскочить.

– Вы научились действовать, не ожидая ничего в награду. Теперь я скажу вам, что вам понадобится вся ваша выдержка, чтобы выстоять перед лицом того, что лежит за границами этого дня.

Я испытал спазм в животе. Паблито начал тихонько дрожать.

– Воин всегда должен быть готовым, – продолжал Хенаро. – Судьбой всех нас явилось узнать, что мы являемся пленниками силы. Никто не может сказать, почему именно мы. Но какая великая удача!

Дон Хенаро замолчал и опустил голову, как бы утомившись. В первый раз я слышал, чтобы он говорил подобными словами.

– Здесь принято, чтобы воин попрощался со всеми присутствующими и со всеми теми, кого он оставляет позади себя, – сказал дон Хуан. – Он должен сделать это своими словами и громко; так, чтобы его голос навсегда остался на этом месте силы.

Голос дона Хуана вызвал еще одно изменение в моем осознании данного момента. Наша беседа в машине стала еще мучительней.

Как прав он был, когда сказал, что умиротворенность окружавшего нас пейзажа была только миражом и что объяснение магов наносит такой удар, парировать который не в состоянии никто. Я слышал объяснение магов, и я испытал его основные предпосылки, и теперь я был тут более обнаженным и более беспомощным, чем когда бы то ни было за всю свою жизнь. Ничто из того, что я когда-либо сделал, что я когда-либо воображал, не могло сравниться с болью и одиночеством этого момента.

Объяснение магов содрало с меня даже мой «разум». Дон Хуан опять был прав, когда говорил, что воин не может избежать боли и печали, а избегает только индульгирования в них. В этот момент моя печаль была выше всех пределов. Я не мог вынести прощания с теми, кто разделял со мной повороты моей судьбы. Я сказал дону Хуану и дону Хенаро, что когда-то я обещал одному человеку умереть вместе и что дух мой не может вынести того, что остается один.

– Мы все одиноки, Карлитос, – сказал дон Хенаро мягко, – и это наше условие.

Я ощутил в горле боль привязанности к жизни и к тем, кто был близок мне. Я не хотел прощаться с ними.

– Мы одиноки, – сказал дон Хуан. – Но умереть одному – это не значит умереть в одиночестве.

Его голос звучал приглушенно и сухо, как покашливание.

Паблито тихо плакал. Затем он поднялся и заговорил. Это не было речью или исповедью. Чистым голосом он поблагодарил дона Хуана и дона Хенаро за их доброту. Он повернулся к Нестору и поблагодарил его за то, что тот давал ему возможность заботиться о себе. Он вытер глаза рукавом.

– Что за прекрасной вещью было – жить в этом прекрасном мире! В это чудесное время! – воскликнул он и вздохнул. Его настроение было ошеломляющим.

– Если я не вернусь, то я прошу вас как о высшем благодеянии помочь тем, кто делил мою судьбу, – сказал он дону Хенаро.

Затем он повернулся к западу в направлении своего дома. Его поджарое тело сотрясалось от слез. Он подбежал к краю утеса с протянутыми руками, как бы собираясь обнять кого-то. Его губы двигались, казалось, он что-то говорил тихим голосом.

Я отвернулся. Я не хотел слышать, что говорит Паблито.

Он вернулся туда, где мы сидели, плюхнулся рядом со мной и повесил голову.

Я не мог сказать ничего. Но затем какая-то внешняя сила овладела мной, заставила меня встать, и я тоже высказал свою благодарность и свою печаль.

Мы снова затихли. Северный ветер, тихо посвистывая, дул мне в лицо. Дон Хуан посмотрел на меня. Я никогда не видел в его глазах столько доброты. Он сказал мне, что воин прощается, благодаря всех тех, кто сделал ему что-то доброе или проявил участие. И что я должен выразить свою благодарность не только им, но также и тем, кто заботился обо мне и помогал мне на моем пути. Я повернулся на северо-запад, к Лос-Анджелесу, и вся сентиментальность моей души выплеснулась наружу. Каким очистительным облегчением было произнести мою благодарность!