Сказки о рыбаках и рыбках - [59]
«Я говорил себе это много раз… Но каждый раз я знаю, что в чем-то все равно вру… Господи, я больше так не могу!..»
Вот тебе и тихая прогулка по солнцу. Надо же так до крови расцарапать себе душу. Как зудящую кожу нестриженными ногтями…
Сопливик ускакал вперед и крикнул из травы:
— Валентин Валерьич, вот она, труба! Тут и лежит!..
Заклинание
1
Валентин взял трубу. Она была теплая от солнца. Ласково-жаркий день струил над травами воздух. Травы пахли сильно и не по-здешнему, а словно где-то в южной степи.
Все здесь было как утром: тихо и пусто, будто на безлюдном острове. Угольно чернела арена инопланетного следа. Только часовенка теперь казалась ближе, чем в прошлый раз. Наверно, потому, что солнце стояло иначе — высоко на юге.
Валентин вдруг подумал, что и утром, и сейчас при подходе к этому месту часовенку было не видно. Она как бы вырастала, когда останавливались неподалеку от черного круга…
— Как ты отыскал это место? Сплошная травяная чаща, — сказал Валентин Сопливику.
— Колечко привело. Я его в траву пустил… Вы разве не заметили? — слегка удивился Сопливик.
— Нет… Дай-ка… — Валентин взял кольцо, надел на трубу. Он уже ничему не удивлялся. Просто подумал: «Жаль, винтика нет. Без него может снова потеряться…» Он опять снял кольцо, заметил в узоре земляные крошки, потер о карман, где лежал «бергман»…
Кто-то затеребил его за штанину. Валентин глянул, вздрогнул от неожиданности: рядом стоял в траве косматый пенек с глазками. Дергал Валентина за брюки черной, как у мартышки, ручкой.
— Чука! — обрадовался Сопливик. — Тот самый! Дымовой! — Присел перед ним.
Чука застрекотал что-то. Сопливик беспомощно посмотрел на Валентина. Тот пожал плечами. Тоже сел на корточки.
— Попробуй, приятель, поговорить по-человечески. Ночью у тебя получалось.
Серо-зеленые с красными прожилками чукины глазки стали виноватыми. Он кашлянул и выговорил картавым старческо-лилипутским голоском:
— Это… значит… вот… винтик принес. Уронили вы его на дворе… утром-то… — И на черной ладошке протянул медное зернышко с резьбой…
— Ой… — тихонько обрадовался Сопливик. Опередил Валентина: послюнявил палец, взял им винтик, зажал в кулаке.
— Не потеряй, — сказал ему Валентин. — Спасибо, чука…
— Кха… на здоровьице… А еще одежонка… Ребятенок-то, который улетел, ее бросил, а вы забыли… Вот… — Чука ловко нырнул в травяную чащу, пошелестел и вернулся со свертком: Илюшкины шорты и майка, а сверху — сандалии с затолканными в них красными носочками.
— Ох, растяпы мы… Возьми, Жень. Вернемся — отнесем…
— Вот, значит… — выговорил опять чука. — Хорошо, что я вас услыхал. Как услыхал, что вы тут, сразу… принес, вот…
— А как услыхал-то? — спросил Валентин у этого маленького добродушного чуда. — Мы вроде бы не шумели…
— А колечко… вы потеряли, ну и вот… Непростое оно, колечко-то… Вы его пока не привинчивайте, так пригодится… Да и винтик опять потерять можно… Спрячьте его…
«Заверну в бумажку и уберу в карман», — послушно подумал Валентин. И хотел даже использовать для этого один из нарпросветовских бланков. Но Сопливик весело сказал:
— Вот, есть бумажка! — Он проверял, оказывается, карманы на Илюшкиной одежде и вытащил всякую мелочь: карандашик, пластмассового солдатика, гривенник…
— Зачем ты шаришь, — недовольно сказал Валентин.
Сопливик ответил без обиды:
— Я же ничего себе не взял. Просто смотрю, чтобы не потерялось… А вот это ему и не нужно.
Это был мятый голубок из клетчатого тетрадного листа. Сопливик выдернул у него хвост, завернул в бумажную полоску крошку винтик, затолкал в боковой карман Валентиновой куртки.
— Ой, а почему у вас в кармане сыро?
— Так полагается, — буркнул Валентин. И вмиг ощутил, как кольнула Сопливика обида. Тогда он нагнулся, сказал шепотом: — Жень, это секрет. Про рыбку… Потом объясню…
Сопливик моментально оттаял. Опять сдернул с трубы кольцо, надел его на палец, покрутил. А в трубу стал оглядывать горизонт.
— Везде только трава и трава…
— Дай-ка, — попросил Валентин.
В самом деле — луг тянулся до края земли. А там, на краю, лежали пухлые, желтые от солнца облака… Сопливик вдруг сказал тихонько под боком у Валентина:
— Дядь Валь… А когда я буду в интернате… и когда буду иногда приходить к тебе… ой, к вам… вы будете давать мне посмотреть в трубу?.. — И замер. А Валентин услышал, как нарастает в ушах дневной солнечный звон.
— Да… — выдохнул он. Шевельнул от этого «да» трубой, и в объектив попала часовенка. Близкая, рукой дотянешься.
Вросшая в землю дверь была приоткрыта. За ней — тьма…
— Подождите меня, я взгляну, что там… — сказал Валентин Сопливику и чуке. И зашагал к часовенке, шурша брючинами по траве.
Он не взял с собой Сопливика сразу, потому что боялся: вдруг там только мусор, грязь и нет такого, что может обратить мысли к чему-то хорошему. Но, протиснувшись в дверь, ахнул и подумал: «Может, и впрямь — судьба?»
Нет, здесь не было тьмы. Сквозь развалившуюся крышу солнце входило широко и свободно. Высвечивало стену слева от двери. На стене проступала фреска. Проступала сквозь пыль, пятна, лишаи и, казалось, даже сквозь места, где штукатурка обвалилась, обнажив почерневший камень. Такой живой была кисть давнего неизвестного мастера.
