Сказки о русском слове - [28]

, т. е. очень слаб, отчаян в болезни» (Слов. Акад. 1822). И в середине прошлого века второе значение было обыкновенным: трудный — «очень больной» (Слов. 1847). Да, собственно, и теперь, хотя и с ограничительными пометами «устар<елое>» и «разг<оворное>», слово трудный еще отмечают как относимое к больному, который находится в тяжелом, опасном положении (Слов. Акад., XV, 1963).

Когда понятия «болезнь» и «скорбь» при наличии своих, особых обозначений объединялись еще названием труд, вполне нормальным оказалось называние болезни, страдания скорбью, а больного, страждущего скорбным. Словоупотребление подобного рода, наряду с таким, которое свойственно и современному русскому языку, по данным древних памятников, идет от истоков русской письменности, что и неудивительно: скорбь (в древнерусском скърбь, скъръбь, скьрбь и другие варианты) — из общеславянского лексического фонда. Пример из Остромирова евангелия: когда женщина рожает, испытывает страдание, а когда родит дитя, «не помьнить скъръби за радость» (за радостью, по причине радости. — С. К.), так как родился человек в мир. В тексте конца XVI в. (Срезн. Матер.), где излагаются условия службы священника в церкви, говорится о скорби «болезни»: «Вечерню, заутреню к часы пети по вся дни, оприче того, коль скорбь или отъездка придет» — служить все дни, за исключением тех, когда болезнь или отъезд случится. Для деловой письменности XVII в. такое словоупотребление является обычным. Приведем характерный пример: «Служил я холоп твои пре[ж]ним государем и тебе государю тритцат(ь) пят(ь) лет и ныне государь оскорбел и устарел… пожалуй мен[я] холопа своего за мою скорбь и за старость вел[икую] быт(ь) в своей царьскои светлости в Мастерской полате на мое место сынишку моему Елизарке в ст[оро]жех и вели государь меня холопа своего за мою ско[рбь] и за старость отпустит(ь)» (Ф. 396, оп. 1, ч. 3, № 2593, л. 1–1 об.). А в 1700 г. в Землянске некий Федька Далматов обвинял свою невестку в том, что она свекрови давала «в пойле» пить ужовой выползки, то есть змеиной кожи, из которой уж выполз, «чтоб ана от того тасковала и умерла а заловки своей Мар(ь)и травы давала чтоб ана от той травы сохла и ныне государь женишка моя и дочеришка животом съкорбят и кончаютца смертью» (Прик. стлб. 2346, л. 1).

Привычными были подобные случаи и в народно-разговорном языке XVII в. Вот примеры из писем-грамоток: «У сына моево Ива[на] девачка мален(ь)кая зело скорбна»; «Моему акаянству господь бог терпит з женишкою и с робятки в печалех своих и в скорбе еле жив» (Источн. XVII — нач. XVIII в., 20, 165–166). «А что государь изволил ты ко мне писат(ь) про литавры и я за скорбью своею по се число и не делол а как господь даст милость свою мне от скорби излутчать и литавры конечно велю зделать»; «Я в Нижнем в скорби своей лежу шестую неделю чут(ь) жив» (Пам. XVII ст., 61, 96). «Не стало сего ж числа… княгини Федос(ь)и Алексеевны, а скорбь государь ей была от родов» (Прик. стлб. 640, л. 15 об.).

Любопытен пример одновременного употребления в письме XVII в., с одной стороны, слова скорбь, а с другой — образования с корнем труд: «Брат Тимофей Володимерович еще в прежней скорби тружаетца а Роман и сестры твои и зят(ь)я по се число живы» (ГБЛ, ф. 29, № 1641).

Оскорбел означало «заболел», а когда, скажем, избивали, причиняли кому-то боль, приводили в скорбное состояние, говорили: его оскорбляли. Так оскорбил однажды в гневе своих близких протопоп Аввакум. Пока он спорил с противниками о вере и законе, в дому его «учинилося неустройка: протопопица з домочадицею Фетиниею побранились». Не утерпя, винился Аввакум, «бил их обеих и оскорбил гораздо в печали своей. Да и всегда, — казнился протопоп, — такой я окаянный сердит, дратца лихой»[91]. А. Курбатов доносил Петру Первому, что князь Федор Юрьевич насильно взял его подьячего и «оскорбил тако: сняв рубаху, батогами, яко бы самого вора, и бил тростью»[92]. Вполне определенно подобный смысл глагола оскорбить выступает в народной песне, в строках о грозном муже:

Он с полатей соскочил,

Шелковую плеть схватил,

Шелковую плеть схватил,

Мое тело оскорбил…

Вот как мужнина гроза —

Наплевать ему в глаза[93].

Однако с давних пор оскорблять означало также «причинять нравственные страдания, муки». Оно выжило до наших дней. Значение физической скорби утратилось, оставив слабый отголосок в медицинской терминологии в виде названия скорбный лист — больничный листок со сведениями о ходе болезни и о лечении ее, так же, как древнее трудный «больной» оставило после себя выражение трудный больной.

От молоченного к современному опыту

Можно ли обмолачивать то, что называют опытом? Всякий ныне скажет: «Нет». А в прошлом было возможно. Вот как это делалось и в эпоху русского средневековья, и в более поздние времена. В начале уборки урожая необходимо было изведать, испытать или опытать, как в ту пору, говорили, каков получится выход зерна, каков будет урожай в зерне. Взятое для такого опытания определенное количество снопов и называлось опытом. Опыт молотили и замечали, сколько из него намолачивали зерна. Зерно, получаемое в результате опытания, именовали также