Сказки нашей крови - [11]

; бандиты порадели, и опальный князь вскоре вышел в мир с чистым документом на имя Самвела Варданяна, что вполне соответствовало его нерусской внешности; новоиспеченный Варданян так был рад, что не поскупился при расчете и уступил благодетелям своим аж три замечательных рубина, против одного, оговоренного вначале, – после этого он быстро устроился работать в Трест резиновых изделий – техником-штамповщиком – и клепал целыми днями на полуавтомате какие-то необходимые народному хозяйству резиновые втулки, вкладыши и кольца; жилье получил он в общаге металлургов, которые были побратимами резинщиков и жили вместе, только на разных этажах, – так тихо-мирно прошло время, и он даже едва не женился на хромой Лизке-инструментальщице, выдававшей работягам метчики и сверла; как-то заманила она его в инструменталку с недвусмысленною целью и, откровенно следует сказать, вполне ее достигла: прямо на полу, посреди кучи индустриального хламья Энвер Мурза Счастливый познал горечь интимного общения с девушкою из народа, – она взяла его нахрапом, цинично, грубо, нагло, а он не смог противопоставить ей благородную княжескую сущность и не удержал, естественно, в критическую минуту свою вспыхнувшую плоть… да и разве это вообще возможно? так ходил он к ней время от времени в инструменталку – до тех пор, пока не застал ее там с токарем Приходько… картина была юмористическая: она невозмутимо встала и надела синий производственный халат, меж тем как токарь пытался побыстрее припрятать свой метчик и все путался в трусах, – он был смущен, она – ничуть; Энвер Мурза Счастливый с недоумением глядел на сцену и этот театр его не вдохновлял, с того дня все у них расстроилось, но Лизка не отстала, а продолжала домогаться; Энвер Мурза Счастливый думал поменять работу, чтобы избавиться от вздорной бабы, однако не успел, она его опередила – стукнула в отместку куда следует, будто бы он ворует сверла, и загремел тайный князь, оправдывая свое замечательное прозвище, в места, где царствуют заснеженные сосны – сроком на три года, и то именно здесь счастье, что загремел, как социально близкий, а не политический; сабля же фамильная и драгоценные рубины покоились у него в надежном схроне возле подмосковных шлюзов, так что он смиренно принял предательский удар, с некоторым, правда, недоверием приняв перемену участи; спустя три года, откинувшись, вернулся Энвер Мурза Счастливый в мир, только не в Москву, а на сто первый километр, так как в столицу путь ему отныне был заказан, и впоследствии аж тринадцать лет отпахал наш вельможный князь простым слесарем на МТС… потом грянула война и он, будучи уже в летах, записался в ополчение, – сначала работал на стройке Ржевско-Вяземского оборонительного рубежа, а после воевал и дошел даже до Варшавы, был награжден орденами и медалями… гордись, внучек, – сказывала бабушка, – предками своими и не забывай: их кровь клокочет в твоих жилах… и вот герою смертных сражений Самвелу Варданяну дали после войны в Москве жилплощадь, закрыв глаза на его сомнительное прошлое, которое он сполна оплатил в народной битве, – жилплощадь представляла собою комнатку в коммунальной квартире на Пречистенке – два на четыре метра, длинную, как пенал, и такую же скудную, – если в школьный пенал помещались ручка, ластик и несколько карандашей, то в комнате у бывшего князя были только кровать, стол и два корявых стула, – никаких излишеств… правда, в углу комнаты, под полом покоилась надежно спрятанная наследственная сабля, подаренная в доисторические времена Государем Императором прославленному воину Мустафе Мурзе Четырехпалому; там же лежал и кожаный мешочек с драгоценными камнями; в 1957 году Энвер Мурза Счастливый, в который уже раз оправдывая свое замечательное прозвище, получил ключи от новой однокомнатной квартиры – в Черемушках, на улице Гримау, дом 16, а то была, между прочим, первая в стране «хрущевка», – вот и оправданье прозвища, и наш герой, испытывая чувство законного удовлетворения, с радостью переехал в индивидуальное жилье, вкус к которому он уже давно забыл; фамильная сабля была извлечена из тайника и торжественно повешена на купленный по случаю втридорога настенный ковер из натуральной шерсти, мешочек же с рубинами носил он с этих пор на шее – на шелковом гайтане и уже, можно сказать, ничего и не боялся, так как совсем недавно прошел Двадцатый съезд, и каждый советский человек в связи с этим как-то непроизвольно расправил свои низко опущенные плечи, ежеминутно опасавшиеся ранее государственной нагайки; эта необоснованная смелость его и подвела, – он беспечно приглашал в свою квартиру особо полюбившихся соседей, которые всякий раз восхищались антикварной саблей, висевшей на почетном месте поверх дефицитного ковра, хоть и не видели в ней ничего кроме занятной штучки и не знали, что древний клинок имеет гордое имя – Неподкупный, да и что вообще мог понять рядовой советский обыватель, глядя на эту обагренную когда-то кровью сталь да читая на ее поверхности не Намъ, не Намъ, а токмо Богу одному… зачем было водить к себе соседей? вопрос! – денег, от них, что ли, прибавлялось? – а потом Никита Сергеевич Хрущев сказал: советский человек должен быть первым в космическом пространстве, и мы это первенство американцам не уступим! так 12 апреля 1961 года наш улыбчивый Гагарин и сказал «поехали!», а Энвер Мурза Счастливый словно услышал: тоже собрался и поехал, или точней сказать – пошел, не зная еще, что Клото спряла, Лахесис отмерила, а Атропос подняла свои ножницы или что там у нее, чтобы перерезать его жизненную нить… впрочем, и вообще не смог бы он выйти в этот день на улицу, если б Гагарина-мальчишку угнали во время оккупации в Германию, как угнали его брата и сестру… вот что тогда было б с ним, с нашим первым космонавтом? – и вообще судьба вела его от одного смертного случая к другому, не особо заботясь об исторических последствиях – может, и был «Восток» гениальным творением Сергея Королева, да только американцы наступали нам на пятки, – посему космический наш лайнер сооружался в спешке и с кое-какими важными недоработками… вот не было у него, в частности, системы аварийного спасения на старте и системы мягкой посадки, не было дубль-тормозов, а системы жизнеобеспечения рассчитывались всего на десять суток… а если бы Юра в космосе застрял? – когда корабль поднялся на орбиту, не сработала система управления, ответственная за выключение каких-то там движков, которые не должны были в тот момент работать, – из-за этого наш первопроходец оказался на сто километров выше расчетной высоты, а сход с такой орбиты мог занять до пятидесяти дней… бедный Юра! – парень по лезвию ножа ходил, и жизнь его в эти полтора часа полета зависела от множества случайностей: на обратном пути перед входом в атмосферу он, к примеру, просто падал, потому что взбесившаяся автоматика запретила штатное разделение отсеков, и в течение целых десяти минут корабль просто кувыркался, – лишь когда он вошел в плотные атмосферные слои, выгорели соединительные кабели и спускаемый аппарат отделился от функционального отсека, но и это еще не было финалом испытаний: от трения о пустоту загорелась обшивка эвакуационной капсулы, за бортом бушевал истинный пожар, а по стеклам иллюминаторов текли ручейки жидкого металла, – можно предположить, что чувствовал Гагарин… он даже сказал фразу «я горю, прощайте, товарищи» или что-то в этом роде, – фразу засекреченную впоследствии на десятилетия… а потом он катапультировался и в процессе сближения с Землей чуть не задохнулся, так как в скафандре у него с опозданием открылся клапан для забора воздуха… и каждый такой смертельный миг отодвигал на время гибель Энвера Мурзы, не зря, видимо, получившего когда-то прозвище Счастливый, Энвера Мурзы, который, не узнав ничего о триумфе советской космической программы в случае краха полета нашего космонавта, не пошел бы приветствовать его, как и тысячи других людей, а остался б дома, но – судьба хранила до поры до времени героического Юру, хотя и ставила иной раз на самый край опасной бездны, – даже и в самом конце он едва не погиб, а уж это было бы такой досадой, – все вынести, победить и в конце концов бездарно утонуть в холодной Волге, потому что именно туда нес парашют космического пионера… однако, слава богу, все кончилось благополучно и