Сказки народов Сибири - [8]

Вот почуяли однажды собаки зверя, морды повернули, пошли по следу — трёх маралух подняли. Спасаясь от собак, маралухи частым лесом бежали, через ручьи перескакивали, сквозь кустарник продирались. Собаки ни на шаг не отстают, сам охотник Кудай-берген-старик без отдыха бежит.

Много месяцев длилась погоня.

Сколько раз хотел старик лук с плеча снять, стрелу спустить, да в частом лиственном лесу прицелиться на бегу несподручно.

А маралухи всё бегут и бегут, устали не зная, собаки гонят их день и ночь.

На седьмой месяц погони прибежали маралухи к краю земли, с края земли на край неба ступили и дальше по небу бегут. Собаки туда же, за собаками сам Кудай-берген вверх подался, на небо взбежал.

Много-долго не прошло, собаки догоняют, вот-вот догонят трёх маралух.

Кудай-старик лук с плеча снял:

— Теперь, — говорит, — в чистом небесном поле вас, маралухи, я не потеряю!

Прицелился, однако поспешил маленько, вот и промахнулся. Стрела, не задев маралух, чистая, белая, на запад полетела.

— Эх, стар, а тороплив, — рассердился на самого себя Кудай-берген.

В другой раз он усердно, не спеша целился, и вторая стрела всех трёх маралух насквозь проколола.

Но подраненные маралухи не оступились, не упали. Шага своего не сбавляя, всё так же дружно-ровно бегут!

— Земные ли вы звери, небесные ли, мне всё равно! — крикнул старик. — Если погнался, буду гнать вас, пока не настигну!

* * *

Летней ночью, на восточном краю неба, эта погоня хорошо видна: три маралухи, три собаки, две стрелы — одна белая, другая в крови, — красная, а позади старик охотник Кудай-берген.

Так и движутся они по небу, отдыха не зная, одним бессмертным, неразлучным созвездием Трёх маралух[4].

Литературная обработка А. Гарф и П. Кучияка.

Как богатырь Сартакпай шмеля победил

Весеннее солнце землю согрело, белым цветом черёмуха закипела. Выглянули из своих восковых аилов семеро братьев, семь мохнатых шмелей. Шестеро к черёмухе полетели, а седьмой — к золотым тюльпанам.

Вдруг чёрная тень легла на поляну. Это Дьелбеген-людоед с горы спустился верхом на синем быке.

— Братья, братья, я дрож-ж-ж-ж-ж-ж-жу… — заплакал шмель.

Но братья были далеко, а Дьелбеген подходил всё ближе, ближе. У него семь голов, четырнадцать глаз, куда от него скроешься?

— Жжу-жу… — метался шмель.

Кружился, кружился, да вдруг и переменил свою песенку:

— Жж-ж-ж-ж-ж-ж-жу, богатырю Дьелбегену я служж-ж-ж-жу!

— Ххх-х-х-ха-ха-ха! — расхохотался Дьелбеген. — Полети, мой слуга, узнай, кто на земле всех слаще. Я голоден, ужасно голоден!!!

Полетел шмель, укусил собаку, корову, медведя, лошадь, курицу, мышонка, оленя, девочку.

— Жж-ж-ж-жж! Девочка всех слаще-слаще-слащ-щ-щ-щ-ще!

— Милый шмель, не говори людоеду, он меня съест.

— Скажу, скаж-ж-ж-ж-ж-ж-жу, людоеду я служу, служ-ж-ж-жу!

— Замолчи, шмель, — просит отец, — мы коня тебе дадим.

— Нарядную шубу сошьём, — плачет мать.

— Соболью шапку подарим, — уговаривают шмеля бабушка с дедушкой.

А он всё не унимается:

— Девочка всех слаще-слаще-сла-щ-щ-щ-щ-щ-щ-ще!

Всё стойбище вышло шмелю на поклон:

— Не говори, шмель, про нашу девочку! Мы аил тебе высокий поставим, над твоим очагом котёл медный повесим, под ноги положим белую кошму.

— А не лучше ли будет, — сказал богатырь Сартакпай, — укоротить шмелю его длинный язык?

Поймал шмеля и выдернул язык.

Вот явился шмель к Дьелбегену. Тот как зарычит:

— Где пропадал? Кто всех слаще? Говори!!!

А шмель в ответ:

— М-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м…

Ничего другого он и по сей день сказать не может.

Литературная обработка А. Гарф и П. Кучияка.

Ак-Чечек — Белый Цветок

Там, где девять рек в один поток слились у подножья девяти гор, шумел могучими ветвями чёрный кедр. Под его шёлковой хвоёй, опершись на крепкий ствол, давным-давно стоял маленький шалаш.

В этом шалаше жил пожелтевший от старости, словно дымом окуренный, дед. И были у старика три внучки, одна другой краше.

Вот пошёл дед за дровами. Поднялся на лесистую гору, увидел лиственницу с чёрными ветвями.

— Это дерево на корню высохло. Один раз ударь — оно и упадёт.

Вытащил старик из-за пояса острый, как молодой месяц, топор, ударил лезвием по стволу, и вдруг, откуда ни возьмись, выскочил страшный зверь, да как вцепится зубами в руку!

— Ой, ой! — заплакал старик. — Отпусти, отпусти меня. Я тебе что хочешь дам.

— Ладно, — отвечает зверь человечьим голосом. — Отдай мне любимую внучку.

Пришёл старик домой и говорит старшей внучке:

— Не пойдёшь ли ты к этому зверю? Я слово дал.

Оглянулась девушка, увидела зверя.

— Лучше, — говорит, — в воду брошусь!

Старик спросил вторую.

— Лучше удавлюсь!

— А ты, Ак-Чечек, мой Белый Цветок, не согласишься ли?

Младшая внучка подняла голову. Её круглые глаза полны слёз:

— Что обещано, то должно быть исполнено. Чему быть, то и будет.

И повёл зверь девочку по долинам, по холмам, через реки, сквозь леса.

Пришли они на золотую поляну, где лиственницы всегда зеленеют, где светлый ключ без умолку стрекочет, где кукушка кукует весь год. На краю этой поляны, под боком у синей горы, увидела Ак-Чечек семь сопок, прозрачных, словно вечноголубой лёд.

Зверь подошёл к средней сопке, ударил лапой — распахнулась в ледяной сопке дверь, и открылся белый высокий дворец. Вошла Ак-Чечек. На столах — расписные чаши с едой. На стенах двухструнные топшуры и серебряные свирели-шооры. Они сами собой звенят, а невидимые певцы песни поют. На привет они не отвечают, на зов не откликаются.