Сказки Миёко Мацутани - [72]
— Ну вот! Сама кошка и боишься кошек! Куда это годится! Я сам — о-бакэ, а ведь не боюсь… никаких о-бакэ, — тихо закончил О-Бакэ-тян и съёжился.
Он был большим трусишкой. Искал всё время своих приятелей о-бакэ, а сам пускался наутёк, как только думал: «Ой, это о-бакэ!» Поэтому он хихикнул: «Хи-хи-хи!» — и замял разговор.
Тут вместе с шумом волн до них донеслась странная песня:
Почемучка и О-Бакэ-тян переглянулись. Кто бы это мог быть?
>Глава седьмая
«Мяу! Мяу! Я иду»
— Кто это? — сказал О-Бакэ-тян.
— Кто это? — сказала Почемучка.
Странная песня приближалась.
Смотрят они, а это большой полосатый кот шествует по берегу. Всякие бывают полосатые коты, но этот был весь в белую и чёрную полоску — будто матросская тельняшка. И полоски выделялись очень отчётливо: чёрная — белая, чёрная — белая.
Полосатый кот в самом прекрасном расположении духа тяжёлой походкой важно шагал по кромке прибоя. Волны с шумом налетали на берег: «Додон!» Почемучке стало как-то не по себе.
— Почему это вы говорите: «Мяу! Мяу! Я иду, прочь с дороги!»? — спросила она.
Кот остановился и небрежно скосил глаз на Почемучку и О-Бакэ-тяна.
— Гм… Я думал — кто это, а это бездомная кошка. А рядом с тобой кто?
Кот рявкнул так неожиданно, что О-Бакэ-тян от испуга подпрыгнул. И, вися в воздухе, вежливо поклонился.
— Здравствуйте! — сказал он. — Я не чудище. Я — О-Бакэ-тян. Привет кошке!
Тогда полосатый кот поднял одно плечо и помахал хвостом.
— Как? «Привет кошке!»? Какой кошке?! Здесь нет никакой кошки, кроме меня, Куротора. Какой кошке ты шлёшь привет?
— В-в-вам, господин Куротора.
О-Бакэ-тян так испугался, что стал голубым, как лунный свет. Куротора заморгал глазами. Подумав, что О-Бакэ-тян спрятался, он огляделся и, выгнув спину, вздыбил шерсть.
— Ты что это? Попробуй только появись! Схвачу, отколочу и ногой пну!
— Куротора-сан, вы лучше скажите, — поспешно обратилась к нему Почемучка, — почему, почему это вы говорите: «Мяу! Мяу! Я иду, прочь с дороги! Мяу!»?
— Почему говорю? — Куротора взглянул на Почемучку и, видимо, немного успокоился. — А вот почему. — Кот развалился на скале и начал рассказ: — Подошёл я как-то к вон той скале и вижу: спит на ней большой осьминог. «Вот так угощение!» — подумал я и откусил одно щупальце. Осьминог даже не шелохнулся, спит себе. Отъел я ещё одно, потом ещё и ещё. Сколько же я съел?
— Всего четыре щупальца, — охотно сказала Почемучка.
— Так! Ещё одно щупальце оторвал, и ещё, и ещё. Сколько же это будет?
— Семь, Куротора-сан, — сказала Почемучка.
— Так, так! Съел, значит, семь щупалец. Живот у меня раздулся как барабан. Я не спеша стал умываться. Тут осьминог проснулся и заметил, что у него осталось только одно щупальце. И что же он сделал, как вы думаете?
Почемучка склонила голову набок.
— Может, к врачу пошёл? — сказала она.
— Ничего подобного! Осьминог оставшимся щупальцем ласково поманил меня к себе и сказал: «Кот-сан, а кот-сан! Съешьте и это щупальце».
— Какой добрый осьминог! — восхитилась Почемучка.
— Глупая! Это же осьминог! Попробуй-ка подойди к нему беспечно, он и одним щупальцем схватит, обовьёт и в море уволокёт. И конец тебе. Прощай! И тогда я спел ему такую песенку.
И Куротора встал и запел:
И Куротора, поглаживая толстый живот, ушёл от них с гордым видом.
Почемучка как сидела, так и осталась сидеть, даже «Мяу!» не сказала. Наконец она заметила совсем рядом с собой О-Бакэ-тяна, который снова стал белёсым.
— А… ты тут был?
— Угу.
— Вот страшилище!
— Ага.
А волны всё били о берег, как и в далёкую старину: «Дон-дон! Дон-дон!»
— Завтра домой вернёмся, — прошептал О-Бакэ-тян.
— Ты не жалеешь, что поехал? — спросила Почемучка.
— Нет. Хотя я и не узнал, почему я говорю «Привет кошке!». Но зато о кошках узнал много.
Почемучка кивнула.
Подул ветер. По морю побежали белые барашки.
Почемучке показалось, что по морю носятся белые кошки.
А О-Бакэ-тян подумал, что на волнах качаются такие же, как он, белёсые о-бакэ.
— Э-гэ-гэй! — закричал О-Бакэ-тян, и голос его унёс ветер. — Э-гэ-гэй!
О-Бакэ-тян подпрыгнул, уселся верхом на ветер и понёсся куда глаза глядят. Почемучка побежала по берегу. Их обоих так и подмывало мчаться куда-нибудь без оглядки.
>Глава восьмая
Третьего не миновать
На другое утро художника, О-Бакэ-тяна и Почемучку разбудил гул ветра и шум дождя.
— Повезло! — сказал художник, потянулся и зевнул.
— Почему? Почему «повезло»? — спросила Почемучка.
— А как же? До вчерашнего дня была хорошая погода и я смог заняться этюдами. И только на обратном пути я попал под дождь. Ну не везёт ли?
Почемучка была в восхищении, а О-Бакэ-тян совсем наоборот. Он стал каким-то влажным и из беленького сделался серым.
— А ну-ка полезайте в рюкзак! И пошли. Вернёмся домой дневным поездом. Сидеть тихо. Не мяукать. Не шептать: «О-Бакэ-ээ!» Вообще-то я спокоен, ведь О-Бакэ-тян не очень любит вылезать днём, но тем не менее…
— Я лично больше люблю ночь, — сказала Почемучка и спросила сама у себя: «Почему? Почему мне нравится ночь?» И отчего-то взвыла противным голосом: «Мяу!», за что получила щелчок по лбу от художника.
