Сказки мегаполиса - [11]

Всюду царило запустение. Пыль серым казенным одеялом покрывала пол и немногие брошенные хозяевами при переезде вещи: стол, комод, два стула-инвалида да массивный сундук в углу, с крышкой, узорчато окованной железом. Но тишины в доме не было. Где-то потрескивало, по углам шуршало, скрипели половицы на кухне. Вдруг за спиной присевшего от страха Сени раздался мягкий быстрый топоток. «Крыса!» — попытался успокоить себя Пенкин. Сердце выбивало дробь где-то в левой пятке, а фонарик прыгал в руке, словно пытался грохнуться об пол и тем покончить счеты с жизнью. Прошло несколько томительных минут, прежде чем бледное пятно света выхватило толстое железное кольцо под столом. Обхватив столешницу, Пенкин попытался его приподнять — пустые хлопоты! «Да, это тебе не прессованная стружка», — усмехнулся Сеня и налег на стол всем корпусом. Гррум! — древнее сооружение вздрогнуло и нехотя тронулось с места.

Пристроив фонарик на комоде, кладоискатель, замирая от восторга и ужаса одновременно, поднял тяжелую крышку. Из холодной и вязкой темноты, наполнившей пространство внизу, пахнуло плесенью и болотом. Сене даже почудилось приглушенное кваканье. Он посветил фонариком — на дне тускло мерцала вода, лестница явно отсырела, но выглядела вполне крепкой, и Пенкин рискнул. Зажав в зубах фонарик, он уперся руками в края и поставил обе ноги сразу на вторую ступеньку. В тот же миг гнилое дерево ахнуло, и незадачливый кладоискатель полетел в расколовшуюся хохотом тьму…

— Ну как, внучек? Не расшибся? — голос был тих и участлив.

Сеня осторожно открыл глаза. Он сидел в той же комнате на шатком стуле и жмурился от яркого солнечного света, лившегося сквозь чисто вымытые окна. Перед ним на другом колченогом чудище удобно устроился махонький благообразный старичок, почему-то показавшийся знакомым.

— Ты покамест очухивайся, Семен Иванович, а я тебе кой-чего расскажу, — ласково продолжал дед. — Зовут меня Кузьмой Василичем, профессия моя — домовой, а проживаю — в энтом доме, который ты со своей дружиной ломать надумал.

Пенкин начал медленно сползать со стула.

— Э-э, парень, ну что ты, как девка, сразу — в обморок!.. Домовых не видел? — Кузька нагнулся и легонько дунул ему в лицо.

— Где я? — едва размыкая губы, спросил Сеня.

— Да здеся ты, на Береговой, куда и пришел! — обрадовался Кузька. — Да ты, никак, не признал меня?.. Я вчерась вам сакаватор малость покурочил — несколько смущенно напомнил он.

А, так вы — хозяин? — в свою очередь обрадовался Пенкин. — Неизвестный доброжелатель — вы?.. Письмо вы подкинули? Про клад?

— Подкинул, — сознался домовой. — Прямо в ящик сунул, для скорости. Больно поговорить надо.

— Уфф!.. — облегченно вздохнул Сеня. — А я-то вообразил!.. — он хохотнул. — Но давайте о деле. Велик ли клад? Золото, камни, валюта?.. Сколько процентов дадите? — Пенкин вытащил записную книжку и «Мицубиси», готовясь произвести необходимые расчеты.

Кузька запустил пятерню в кудлатую бороденку и начал яростно ее расчесывать.

— Уж не обессудь, Семен Иваныч, с кладом-то я тебя… того, надул.

— Позвольте! — Сеня почти физически ощутил, как Синяя птица, кружившая над головой, снова начала набирать высоту. — Вы хозяин дома?

— Не, хозяев нету, все, считай, уже съехали. Таперича тут коммуналка.

— И что вы от меня хотите? — догадываясь о цели свидания, спросил Пенкин.

— Вот ты кто? — начал издалека Кузька. — Построитель! Значит, первое твое дело — строить, а не рушить. А ты с чего начинаешь? Еще и на пятак не сделал, а уж портишь на гривенник.

— Кузьма Василич, здесь вы не правы! — перебил Сеня, внутренне ликуя, что разговор поворачивает в нужное русло. — Философия жизни: ненужное, старое снести, чтобы освободить место для нового. И мне непонятно, почему вы так нервничаете. Дадут вам квартиру, со всеми удобствами: тепло, светло, и мухи не кусают. А тут… — он обвел презрительно глазами стены, — пыль да гниль, было б по чему убиваться!

— Э, мил человек, своя земля и в горсти мила! А в энтих, железобетонных, куда ты собрался меня отселить, лишь ревматизм наживать. Не климат нам тама: печи нету, о батареи только задницу обжигать. Опять же ставенок нету, от земли далеко… Да только дело посурьезней, поэтому и вызвал тебя сюды.

— Так в чем же состоит дело? — задал наводящий вопрос Пенкин, явственно ощущая легкое хлопанье синих крыльев возвращающейся из поднебесья птицы счастья.

— Я про память поколений толкую. Сохранить ее надоть. В целости да сохранности в образе нашего дома. Семнадцатый век! Не кот чихнул. Опять же Елизар Матвеевич ставил, заговорил дом от огня, от воды, от людской хулы, да от сакаватора — не сообразил. И то сказать, где ж ему было догадаться! Этих тупорылых тогда и в наличии не было.

— Все памятники архитектуры, Кузьма Васильевич, в Горске давно взяты на учет, под охрану государства. А если вашего дома в списках нет, значит, он никакой ценности не представляет и подлежит сносу, — веско добавил Сеня, прикидывая, сколько же удастся содрать с деда за отсрочку.

— О-хо-хо! — страдальчески закатил глаза Кузька. — Память людская!.. Ума много, да разума нет. Век-от человеческий коротюсенький, чего накопишь, чего упомнишь? А вота нас бы кто спросил — порассказали бы, по пять, по шесть сотен лет векуем, кой-чего в головенках имеется, да!