Сказки кота Мурлыки - [37]
Маринетта уже обняла своего нового друга за шею и шаловливо дергала его за острые уши, гладила то по шерстке, то против. Дельфина привыкала к нему дольше сестры и, когда, балуясь, первый раз положила ему в пасть свою маленькую ручку, не удержалась и сказала:
— Ой! Какие у вас большие зубы…
Волк так смутился, что Маринетта тут же ласково обняла его.
У волка от голода урчало в животе, но из деликатности он и не заикнулся об этом.
«Каким же добрым я могу быть, — думал он, умиляясь сам себе. — Это просто невероятно».
После того как волк рассказал им множество историй, девочки предложили ему поиграть.
— Поиграть? — спросил волк. — Но я ведь не знаю ни одной игры.
Но девочки мигом научили его водить хоровод, играть в пятнашки, в лапту и в салочки. Он выучил и красивым басом пел «Пройдоху Гийери» и «Берегись, Ла Тур». В кухне стоял гвалт, все было раскидано, стулья перевернуты, все трое кричали и громко хохотали. Они больше не смущались и вообще перешли на «ты», будто были знакомы всю жизнь.
— Волк, ты проиграл!
— Нет, это ты! Ты пошевелилась! Она пошевелилась!
— Фант за волком!
Волк еще никогда так не смеялся, от хохота у него даже заболела челюсть.
— Никогда не думал, что можно так весело играть, — говорил он. — Какая жалость, что это бывает не каждый день!
— Но, волк, ты же еще придешь к нам, — отвечали девочки. — Родители каждый четверг после обеда уходят. Дождись, пока они уйдут, и постучи к нам в окно, как сегодня.
Напоследок они сыграли в лошадки. Это была прекрасная игра. Лошадкой был волк, Маринетта садилась на него верхом, а Дельфина держала его за хвост и гнала упряжку во весь опор через стулья. Волк, разинув пасть до ушей и высунув язык, еле дышал от бега и от смеха, а хохотал он так, что бока тряслись, — и время от времени просил передышки.
— Чур-чура! — прерывающимся голосом говорил он. — Дайте отсмеяться… я больше не могу… Ой, нет, ну дайте отсмеяться!
Только тогда Маринетта слезала с лошадки, Дельфина отпускала хвост, и, плюхнувшись прямо на пол, они долго взахлеб смеялись.
К вечеру веселью пришел конец — они вспомнили, что волку пора уходить. Девочки чуть не плакали, а младшая стала умолять:
— Ну, волк, останься с нами, давай еще поиграем. Вот увидишь, родители ничего не скажут…
— Э, нет! — ответил волк. — Родители всегда слишком осторожны. Им не понять, что волк может стать добрым. Знаю я родителей.
— Да, — согласилась Дельфина, — лучше, пожалуй, тебе не задерживаться. А то еще нарвешься, чего доброго, на неприятности.
И трое друзей договорились встретиться в следующий четверг. Они горячо попрощались и пообещали не забывать друг друга. Напоследок младшая повязала на шею волку голубой бант, и он ушел через поля далеко в лес.
Лапа у волка все еще ныла, но при мысли о будущем четверге, когда он снова увидит подружек, волк, не обращая внимания на злобное карканье потревоженных им ворон, дремавших на верхушках деревьев, беззаботно напевал:
Вернувшись домой, родители остановились на пороге кухни и стали принюхиваться.
— Похоже на волчий дух, — сказали они.
И девочкам пришлось притвориться, что они страшно удивлены; тут уж ничего не поделаешь: если тайком от родителей пускаешь в дом волка — без вранья не обойтись.
— Откуда здесь быть волчьему духу? — возразила Дельфина. — Если бы к нам в кухню зашел волк, он бы нас обеих съел.
— Да, верно, — согласился отец, — об этом я и не подумал. Волк бы вас съел.
Но Маринетта, которая была младше и два раза подряд соврать не могла, очень обиделась, что родители так несправедливы к волку.
— Это неправда, — сказала она, топнув ножкой, — волк детей не ест, неправда, он не злой. Какие могут быть тут сомнения, если…
К счастью, Дельфина толкнула ее ногой, а то бы она все тут же и выложила.
Родители произнесли длиннющую речь, в основном пугая девочек волчьей прожорливостью. Мать воспользовалась случаем и еще раз напомнила им о том, что случилось с Красной Шапочкой, но при первых же словах Маринетта ее остановила.
— Знаешь, мама, все было совсем не так, как ты думаешь. Бабушку волк есть и не собирался. Сама посуди, зачем ему было перегружать желудок, когда на обед его ждала свеженькая девочка.
— И вообще, — добавила Дельфина, — нельзя же на него за это вечно сердиться…
— История эта давняя.
— Грех молодости…
— А каждому греху — прощение.
— И волк теперь совсем не такой, каким был раньше.
— Никто не имеет права отвергать благие намерения.
Родители ушам своим не верили.
Отец резко оборвал эту возмутительную речь в защиту волка и отругал дочек, назвав их пустомелями. Затем он постарался привести самые убедительные примеры и доказать им, что волк всегда останется волком и надеяться, что он может измениться к лучшему — противно здравому смыслу, а если он вдруг и прикинется добродушным, то станет лишь еще опаснее, чем всегда.
Пока он все это говорил, девочки вспоминали, как они прекрасно играли сегодня в лошадки и в лапту, как радостно и до упаду смеялся волк, широко разевая пасть.
— Так что сразу видно, — заключил свою речь отец, — что вы просто никогда не имели дела с волком…
Тут младшая толкнула в бок старшую сестренку, и обе расхохотались прямо в глаза отцу. В наказание за наглость их уложили спать без ужина, но даже после того, как их заточили в кроватки, они еще долго смеялись над родительской наивностью.
